Прикорнула я тут как–то между вызовами. У нас так хоть и редко, но случается, что на сутках удается чуть вздремнуть. И приснилось мне сплошное светопреставление.
Сплю и вижу: реформировали–таки службу «скорой помощи». В точности как всё и обещали — всех врачей и всех водителей заради экономии уволили. А на каждой машине теперь работают два фельдшера: фельдшер–водитель и фельдшер м–м… фельдшер. И приказано им в обязательном порядке каждого пациента в больницу везти. Для оказания квалифицированной медицинской помощи, потому как по закону фельдшер сам лечение не может назначать.
Хорошо, приказано — исполнено. Всех везут. Больных, здоровых, старых, молодых, сердечников, инсультников, наркоманов, пьяных–битых–резаных. В городе — автец на автеце с участием «скорой помощи». А попробуйте–ка сами сутки напролет носилки потаскать — и сразу же за руль…
Большинство, положим, доезжает, наши фельдшера — ребята закаленные. А у больницы — транспортный коллапс: везут же всех, не слишком разбираясь. Кареты «скорой помощи» у приемного покоя в три ряда стоят, гудят надсадно, ерзают. Очередь уже на километр протянулась и час от часу множится.
А в приемном покое и того хуже. Сидячие места с утра кончились, на каждой каталке по два пациента валетом лежат. Остальные стоят тесно, плечом к плечу. И это хорошо, потому как если кто даже и сомлел, то всё равно стоит, падать–то некуда. Какая–то активистка вдоль очереди бегает, всем порядковые номера на ладошках пишет и каждые пят–надцать минут перекличку устраивает. Кто не отозвался, того вычеркивает. У одной дамы муж так стоя опочил, его вычеркнули, а она всё возмущается: да как же это так! живого двое суток не смотрели, так пускай хоть мертвого осмотрят!
Больничные охраннички за невеликую мзду в начало очереди страждущих пристраивают. Особо шустрая адвокатская контора столик в коридоре арендовала и всем желающим жалобы в прокуратуру оформляет, так сказать, не отходя от кассы. Тоже не задаром, разумеется. Какой–то дедок, три дня в приемном покое просидевши, аккордеон из дому выпросил и песни революционные поет, А народ вокруг ему всё громче подпевает.
А бойкая такая бабушка–старушка старичка своего одноногого из очереди самочинно забрала и к дому на каталке покатила. Прямо по проезжей части, точно в центре, по двойной сплошной. Машины от нее шарахаются, бьются, больничная охрана на бегу казенную каталку отобрать у бабушки пытается. Дед от охраны костылями отбивается и в голос на всю улицу блажит: войну я пережил! разруху пережил! застой и перестройку пережил! И реформы, дед кричит, вам всем назло переживу! На Берлин! За Родину! За Сталина!