– Ну, что надумал, возвращаешься на службу?
Я собирался уже открыть книгу, но отложил и посмотрел на Элеонор:
– Окончательно еще не решил, но похоже на то.
Она кивнула, мол, все ясно, так и думала.
– Какие-нибудь мысли на этот счет?
– Да нет, поступай, как считаешь нужным.
Интересно, почему, когда тебе говорят именно то, что ты хотел бы услышать, всегда начинаешь в чем-то подозревать собеседника, сомневаешься в искренности его слов. На самом ли деле Элеонор хочет, чтобы я поступал, как считаю нужным? Или, говоря так, втайне хочет моего провала?
Не успел я решить эту дилемму, как на пороге появилась дочь. На ней была оранжево-голубая полосатая пижама, влажные волосы собраны на затылке.
– Вот и ваша малышка, – объявила она.
Мы с Элеонор дружно заулыбались и одновременно распахнули объятия. Мэдди начала с матери, и это, в общем, понятно. Только все равно оказываешься в положении человека, который протягивает руку, а ее не замечают или просто не хотят пожать. Я отступил на шаг, но Элеонор почти сразу пришла мне на выручку.
– Ступай обними папу.
Мэдди подошла ко мне, и я поднял ее на руки. Весит она не больше сорока фунтов. Забавно – держишь на весу главную в жизни ценность. Девочка прижалась влажными волосами к моей груди. Рубашка разом намокла, но мне было наплевать. Подумаешь, великое дело.
– Ну, ты как, малыш?
– Все хорошо. А я сегодня тебя нарисовала.
– Правда? Можно посмотреть?
– Опусти меня.
Я сделал, как велено, и Мэдди убежала в детскую, оставляя на кафельном полу мокрые следы. Я с улыбкой посмотрел на Элеонор. Нам обоим была известна одна вещь. Не важно, как складываются наши отношения, дочь всегда будет с нами, и это – главное.
Послышался приближающийся стук детских пяток, и на кухне появилась Мэдди. В высоко поднятых руках она держала лист бумаги, похожий на воздушного змея. Я взял его и принялся рассматривать. На рисунке был изображен темноглазый мужчина с усами. Ладони у него были выставлены вперед, в одной зажат пистолет. На оборотной стороне листа обнаружилась еще одна картинка – тоже мужчина, только нарисованный пронзительно-красной краской и с устрашающе-черными острыми бровями, что, видимо, должно было свидетельствовать: плохой дядя.
Я опустился рядом с дочерью на колени, приглашая ее рассмотреть рисунок вместе.
– Так этот, с пистолетом, и есть я?
– Ну да, потому что раньше ты был полицейским.
– Ясно. А этот страшный дядя – кто он?
– А это мистер Демон. – Она ткнула ему в физиономию крохотным пальчиком.
Я улыбнулся.
– А кто такой этот мистер Демон?
– Бандит. Мама говорит, что ты воюешь с бандитами, а этот – у них главный.