Чувствуя себя одновременно разоблаченным шпионом, пойманным беглым каторжником и обнаруженным под кроватью голым любовником, Савва поплелся на кухню. В его голове словно основательно пошурудили половником.
Хозяйская дочка как раз ставила на плиту чайник.
— Послушай, Хельга, оказывается, это мой старый приятель. Мы давно не виделись. Я тут купил кофе, конфеты. Угощайся и угости фрау Хохберг.
— Может быть, вам заварить кофе, господин Флейтер? Так вы скажите.
— Было бы очень кстати. И не называй меня господин Флейтер. Зови просто Савва… то есть, тьфу ты черт, я хотел сказать, зови меня Август.
— Август?
— Да… Нет! Лучше Макс. Да, Макс. Так, пожалуй, проще.
— Короче говоря, Саввушка, когда ты не соизволил вернуться к пяти пятнадцати, решено было кого-то послать, чтобы посмотреть, не валяешься ли ты там поблизости и не нужна ли тебе экстренная эвакуация. — Нижегородский деловито резал лук на той самой расстеленной на столе газетке с игорными новостями. — Тут я им и подвернулся. И дернуло же меня заинтересоваться, что там случилось, почему все нервничают. Шел себе мимо, так нет же. В общем, Вася Столбиков — ну, ты знаешь — предложил мне быстренько переодеться и реинкарнироваться минут на двадцать в Прагу. Хорошо хоть предупредили в последний момент, что там зима и прохладно, да сунули какие-то документы и деньги. Я в этой суматохе даже не понял в какое время инсталлируюсь: то ли в 2011-й год, то ли вовсе в 1811-й.
— Так вас хронопортировали через мое окно?
— А ты еще не понял? Конечно, через твое. Иначе как бы я тебя тут нашел?
«Нехорошо вышло», — подумал Каратаев. Этого он в свое время никак не предвидел.
— Ну, и дальше что? Только прошу вас, говорите по-немецки.
В это время вошла Хельга. Она принесла небольшой поднос с чашками и кофейником.
— Что-нибудь еще, герр Макс?
— Нет, спасибо.
— Неплохо устроился, — сказал Нижегородский, глядя на закрывшуюся за ушедшей девушкой дверь. — А я по твоей милости последние трое суток ночую на вокзале.
— При чем же тут я? — вяло возразил Каратаев.
— При том, что все из-за тебя. Кто-то в суматохе сунул мне не австрийские, а норвежские кроны, да еще какого-то старого образца. Намучился же я с ними! Никто не хочет менять, курс неизвестен, ни билет на вокзале купить, ни жратву в буфете. Того и гляди позовут полицию. Кстати, знаешь, кто я по документам? Вацлав Пикарт, чех. Ты встречал чеха, живущего в Праге и не знающего родного языка? У-у-у, дебилы!
«Да ты и по-немецки-то говоришь кое-как», — подумал Каратаев.
— Почему же вы назад-то не вернулись?
Нижегородский посмотрел на Савву тяжелым взглядом.