Александр II. Весна России (Каррер д'Анкосс) - страница 184

«Катехизис революционера» изобилует указаниями на средства разложения органов власти, использования изъянов общества, манипулирования отдельными его представителями, — на самые гнусные средства, предназначенные для достижения цели.

Но Нечаев недолго оставался тем «блестящим фанатиком», которого в нем обнаружил Бакунин в 1869 г. После убийства Иванова он бежал за границу, в то время как ряд его единомышленников подверглись арестам. Однако это убийство и стремление Нечаева к навязыванию своего экстремистского видения революции вызвало раздражение Бакунина, еще более сильное, чем мания величия Нечаева — никто не знал наверняка, какие из его деяний были совершены на самом деле, поскольку он распускал слухи о своих бесчисленных арестах и побегах. В очень длинном письме от 2 июня 1870 г. Бакунин пишет Нечаеву о надеждах, которые он на него возлагал: «Признав Вас из всех мне известных русских людей за самого способного для исполнения этого дела». «Однако, — добавлял он, — вы не знакомы с общественными условиями, привычками, нравами, мыслями и обычными чувствами так называемого образованного мира». И уже здесь Бакунин приходил к выводу о том, что невежество Нечаева в сочетании с фанатизмом, не чуждым мистицизма, «обрекали его на неминуемые промахи».

В этом же письме Бакунин осуждал также характер Нечаева и все его поведение: «Ненависть ничего не создает; не создает даже силы, необходимой для разрушения, а следовательно, ничего и не разрушит». Несколькими днями позже, 10 июня, он напишет своим друзьям: «Нечаев должен перестать мнить себя Людовиком XIV, говорившим: „Государство [читай революция] это я“… Его диктатура принесет катастрофические последствия в России и за границей».

Будучи отвергнут Бакуниным и теми, кто выступал против свойственных ему иезуитства, макиавеллизма, использования таких средств, как шантаж, вымогательство, шпионаж, доносительство, непрестанная ложь, и упрекал его в желании присвоить «Колокол» Герцена и использовать его для распространения собственных идей, Нечаев провел полтора года в Лондоне, оттуда бежал в Париж, затем в Швейцарию, где местная полиция выдала его царским жандармам в августе 1872 г. Так закатилась звезда этого страшного человека. Находясь в заточении в Петропавловской крепости и предприняв многочисленные попытки побега, он так и не смог вырваться на волю и скончался десять лет спустя в царствование уже другого царя, сменившего на престоле того, на необходимости убийства которого настаивал Нечаев.

Если задержать еще на некоторое время внимание на этом зловещем персонаже, то окажется, что где-то в глубине российского общества, всколыхнувшегося в годы правления Александра II и стремительно менявшегося под воздействием реформ, существовала другая Россия, охваченная насилием, бесчинствами, фанатизмом, где господствовали экстремистские настроения в среде староверов (но в случае с ними фанатизм подвигал их только к тому, чтобы принять собственную смерть, не покушаясь на жизнь ближних), воспоминания о безжалостных предводителях народного восстания, каковыми были Стенька Разин, Пугачев и некоторые их соратники, — все это была именно та Россия, которая обрела интеллектуальную и политическую форму в размышлениях Нечаева.