Приняв решение в пользу выбора, возможность которого он отвергал на протяжении четверти века, император действовал, имея в виду будущее своей страны. Он сознавал, что не ему, но его наследнику суждено будет в один прекрасный день напрямую столкнуться с вопросом о конституции. Руководствуясь данными соображениями, Александр оставлял этот вопрос для будущего поколения. У князя Барятинского имеются сведения о том, что во время совещаний, проводимых с императором — и княгиней Юрьевской, принимавшей в них активное участие, — в Ливадии, Лорис-Меликов передавал Барятинскому слова Александра II о том, что он должен был завершить еще два дела: подвести черту под своей реформаторской деятельностью посредством принятия документа, касавшегося государственного устройства, и короновать свою супругу. После этого, добавлял император, он мог уйти на покой. Этот замысел, части которого во время совещаний рассматривались Александром в неразрывной связи друг с другом, касался двух сфер, одна из которых включала обязанности императора по отношению к своей стране и супруге, а другая затрагивала его лично и состояла в желании покончить с исходящим с разных сторон давлением и предаться спокойной жизни. Об этом свидетельствует дневник Александра: «Чтобы обеспечить наше будущее, Лорис-Меликов советует перевести часть ценностей за границу. Уже долгое время я подумываю о том, чтобы приобрести за границей, где-нибудь на юге, крупный участок земли и удалиться туда на покой». А 27 мая, отметив, что Катя его «мучит», о чем уже говорилось выше, он добавлял: «В конце концов я обещал ей коронацию, дающую нам возможность уйти на покой».
Лорис-Меликов при обсуждении вопроса о конституции также вел тонкую игру, подталкивая супругу Александра к тому, чтобы она оказывала давление на своего мужа относительно перспектив ее коронации. Император уступил желанию Кати короноваться в обмен на обещание в будущем отречься от престола. Эта сложная комбинация, развернувшаяся в ходе совещаний в Ливадии, свидетельствовала о том, сколь трудно было императору согласиться с проведением реформы политической системы в годы своего правления. Александр ясно сознавал, что этот шаг был настоятельно необходим, но даже если он, по всей видимости, и был готов на него пойти, то не желал быть самодержавным правителем России, двинувшейся по пути конституционного развития.
Можно задаться вопросом, каковы были причины подобного отказа, ответ на который не дают ни письма, ни дневник императора. Представляются возможными два предположения. Или Александр II испытывал глубокую привязанность к самодержавной форме правления, в пользу которой высказывалась большая часть членов императорской фамилии, и принялся за свою реформаторскую деятельность, исходя лишь из ясного осознания современной ему ситуации и потребностей России и руководствуясь чувством долга. Или же его желание уйти на покой выдавало чувства истощенного и загнанного человека, испытывавшего давление со всех сторон и изнемогавшего от исключительно тяжелых обстоятельств, выпавших на время его царствования. В конечном счете Александр-человек попросил милости у Александра-самодержца.