Посреди зала стоял длинный резной стол на коротких ножках, видно, старинной индийской работы. На нём возвышались груды золотой и серебряной посуды — блюда, кувшины, стайки пиалок, окруживших большие пузатые чайники китайского фарфора, чеканные кумганы для мытья рук, вытянутые, словно отдыхающие на солнце змеи, кальяны для курения табака и опиума. В сервировке стола не чувствовалось строгости европейского этикета.
В двенадцать часов пополудни задняя дверь приёмного зала распахнулась и в неё протиснулся некто небольшого роста и непомерной толщины, с огромной белоснежной чалмой на маленькой голове. Весь он был похож на мухомор, который решился подражать белому грибу. Вошедший остановился посреди зала, важным движением огладил бороду и устремил взор ожидания к парадной двери, которая тотчас же распахнулась, пропустив в покои господина в чёрном смокинге и его спутника в скромной оливковой чалме и полосатом бухарском халате.
Человек в смокинге решительно двинулся навстречу мухомору, лёгким кивком поздоровался с ним и первым протянул для пожатия руку. Обладатель же оливковой чалмы, поотстав на три шага от человека в смокинге, остановился как вкопанный и согнул спину в нижайшем поклоне.
За столом-коротышкой раскручивался клубок разговоров.
— Мы рады приветствовать посланца дружественной британской короны, — сладчайшим голосом гнусавил тупчи-баши. — В трудное для всего мусульманского мира время только великая Англия, как всегда, протягивает свою бескорыстную руку помощи нашей державе.
Бейли сморщился, словно ему поднесли стопку уксуса вместо вина, но затыкать пробкой грубости бочонок министерского красноречия всё же не стал. Из агентурных донесений он знал, что этот чалмоносный пройдоха почитал себя кладезем ума и страшно обижался, если его прерывали, не давая доплести словесное сюзане до конца.
— Джинн большевизма, — вёл дальше тупчи-баши, — вырвавшийся из ташкентского кувшина, угрожает нынче границам нашего великого эмира, и мы хотим надеяться, что правительство его величества, кроме дружественного сочувствия…
— Понял, — наконец вставил слово Бейли. — Кроме дружественного сочувствия, мы предоставим в ваше распоряжение деньги и оружие. Да, кстати, не сообщит ли нам уважаемый министр, как правительство эмира распорядилось последней партией винтовок?
Тупчи-баши закашлялся и потянулся к чайнику. Он отлично знал, куда девались пять тысяч английских винтовок, он даже успел внести в банк вырученные от их продажи деньги, но никак не мог предположить, что хитрый инглиз успел докопаться до истины.