Погонин смотрит на меня с ненавистью. Мог бы испепелять глазами — от меня бы кучка пепла сейчас осталась.
— Вы под власовское знамя встали!
— Вообще-то — под русское. Задолго до этого типа созданное. Вы сюда пешком ходите, или на машине приезжаете?
— На машине… а в чем дело?!
— Так на них сейчас всякие мерзавцы ездят… бандиты, насильники…
— Не забывайтесь! Я не бандит! Мало ли, на чем они там ездят…
— Угу. Оттого, что машину бандиты используют — честный человек, севший в неё, сам бандитом не становится. Так и здесь. Если один предатель самовольно знамя российское поднял — оно в святости своей ничуть не пострадает! И символом предательства от этого не станет.
Так, похоже, что я чуток перегнул палку. Мой оппонент понемногу начинает багроветь — довел я его своими вопросами. Глядя на него, начинает заводиться и толпа. Они ещё пока не всё просекли, но то, что их вождя макают мордой во что-то неприятное, поняли. Ещё чуток — и они меня сомнут. Пока есть время, надо уходить. Но, как?
— Да и потом… — снова обращаюсь я к Погонину. — Вот вы говорите, власовское знамя, мол… А отчего ж вы это знамя у себя на доме вывесили?
— Где?! — вскидывается он, в буквальном смысле этого слова, на дыбы.
— Да вот же! — протягиваю руку. — Показать?
И не дожидаясь ответа, иду вперед, к выходу. Ничего не понимающая толпа, так и не получив пока внятного указания, расступается в сторону, освобождая проход. Не столько мне, сколько своему вождю, который топает следом.
Толкаю тяжелую дверь и выхожу на улицу. Охранник, бдительно караулящий вестибюль, никак мне в этом не препятствует — никаких указаний на этот счет никто ему не отдавал. Решительно поворачиваю направо и машу рукой, приглашая оппонента следовать за собой. Цепочка последователей вытягивается следом.
— Вон там! Наверху!
И все, кто сейчас идут за мной, поднимают голову вверх.
Есть у таких вот образований, ряд любопытных особенностей… Структура, привыкшая слепо внимать слову своего вожака, утрачивает многие качества, обычному человеку присущие. В том числе — и способность критически оценивать происходящее. Есть указание — следуют ему. А вот если вождь молчит — по сложившейся привычке, следуют любому указанию, если оно не слишком выбивается из общей канвы происходящего.
Иными словами, сказали идти — они пошли. Тем боле, что вождь не возражает и даже сам идет рядом. Сказали глядеть — глядят. И не важно, что эти команды отдает человек, только что с вождем споривший. Есть команда. Затуманенный мозг эту команду воспринимает и выполняет. Нет опровержения — и оттого человек тупо следует полученному приказу.