У стола, стоя во весь богатырский рост, не нагибаясь, прихлебывал из стакана крепкий чай Смолокуров; черная борода красиво оттенялась на свежем матросском костюме.
— Здорово, братушка, — сказал он бархатно-густым, круглым басом, глядя сверху вниз, вовсе не желая этим обидеть Кожуха. — Хочешь чаю?
Кожух сказал:
— Через десять минут у меня атака. Части залегли под самыми окопами. Орудия наведены. Подведи вторую колонну к обоим флангам — и победа обеспечена.
— Не дам.
Кожух сомкнул челюсти и выдавил:
— Почему?
— Да потому, что не пришли, — добродушно и весело сказал Смолокуров и насмешливо посмотрел сверху на низкого, в отрепьях, человека.
— Вторая колонна входит в станицу, я сам сейчас видел.
— Не дам.
— Почему?
— Почему, почему! Започемукал, — густым красивым басом сказал тот. Потому что устали, надо отдохнуть людям. Только родился, не понимаешь?
У Кожуха, как сжатая пружина, упруго вытеснило все ощущения: «Если разобью, так один…»
И сказал спокойно:
— Ну хоть введи на станцию резерв, а я сниму свой резерв и усилю атакующие части.
— Не дам. Слово мое свято, сам знаешь.
Он прошелся из угла в угол, и на всей громадной фигуре и на добродушном пред этим лице легло выражение бычьего упорства, — теперь его хоть оглоблей расшибай. Кожух это понимал и сказал адъютанту:
— Пойдемте.
— Одну минутку, — поднялся начальник штаба и, подойдя к Смолокурову, сказал в одно и то же время мягко и веско: — Еремей Алексеич, на станцию-то можно послать, ведь в резерве будут.
А за этим стояло: «Кожуха разобьют, нас вырежут».
— Ну, что ж… да ведь я-то… собственно, ничего не имею… что ж, бери, какие части подошли.
Смолокурова ничем нельзя было сдвинуть, если он на чем-нибудь уперся. Но перед маленьким нажимом со стороны, с которой не ожидал, сразу растерянно сдавался.
Лицо с черной бородой добродушно отмякло. Он хлопнул огромной лапой по плечу приземистого человека:
— Ну, что, братуха, как дела, а? Мы, брат, морское волчье, там мы можем, — самого черта наизнанку вывернем, а на сухопутье, как свинья в апельсинах.
И захохотал, показывая ослепительные зубы под черными усами.
— Хочешь чаю?
— Товарищ Кожух, — дружески сказал начальник штаба, — сейчас напишу приказ, и колонна будет двинута на станцию вам в резерв.
А за этим стояло: «Что, брат, как ни вертелся, а без нашей помощи не обошлось…»
Кожух вышел к лошадям и в темноте тихо сказал адъютанту:
— Останьтесь. Вместе с колонной дойдете на станцию и тогда доложите мне. Тоже недорого возьмут и сбрехать.
Солдаты лежали, прижимаясь к жесткой земле, длинными цепями, а их придавливала густая и низкая ночь. Тысячи по-звериному острых глаз наполняли тьму, но в казачьих окопах неподвижно и немо. Шумела река.