Пытаясь еще больше сразить девушку, Цанка все время лазил за пазухой, желая, чтобы выпал револьвер. Это у него получилось.
— Ой, что это такое? — вскрикнула Кесирт.
Цанка, не вынимая из уголка рта цигарку, важно наклонился, с напущенной бесцеремонностью взял с влажной земли револьвер, медленно сунул на прежнее место.
— Зачем тебе эта штука? — не унималась Кесирт. — Мал ты еще.
— Сама ты малышка, — важничал юноша.
Долго разговаривали, все время смеялись, вспоминали все, от купания в детстве в роднике до танцев и скандала на зимнем веселье. Только об одном ни слова не сказали: о том, как подглядывал Цанка за ночными купаниями молодой Кесирт. Оба обходили эту тему, почему-то стеснялись, хотя и вертелось это у обоих на кончике языка.
Под конец Кесирт рассказала о случившейся беде, потом почему-то вспомнила своего первого мужа Салаха — долго плакала, вытирая кончиком головного платка слезы.
Вечером, устроив коня с телегой на конном дворе, Кесирт повела Цанка на ночлег в снимаемую ими деревянную хату. Восемь женщин спали прямо на полу в маленькой, кишащей клопами, темной комнате, подстелив под себя тонкие походные одеяла.
Цанка устроили в сенях на узкой лавке для емкости с водой. На короткой, пропитанной запахом сырости и кислого молока доске он не умещался — ноги постоянно свисали, приходилось лежать на боку, свернувшись в калачик.
До утра он не спал — было неудобно, кусались клопы, на полу меж ведер нахально ходила жирная крыса, волоча длинный хвост, за дверью стонали во сне, храпели женщины, там находилась и его Кесирт.
Всю ночь Цанка мучился, думал о ней, жалел ее, мечтал, как он будет ей служить всю жизнь, оберегать ее, любить, заботиться, как он на ней женится, и что у них будет много детей, и будут они жить счастливо и в любви. А этого подонка Батыка он завтра же поймает, изуродует, деньги все вернет и даже заставит извиниться. А если что не так, застрелит гада, как собаку, и никто не узнает.
С этими мыслями он под утро заснул, во сне избивал негодяя, тот просил помощи и пощады, но Цанка был жесток — обидчик Кесирт должен быть наказан, и наказан безжалостно, чтобы и другим впредь было неповадно. Юноша так во сне распалился, что свалился с узкой доски прямо в наполненные водой ведра. Все загромыхало. Первая на помощь Цанке выскочила Кесирт, она спросонья кинулась к юноше, узнав в чем дело — залилась звонким смехом. Цанка громко выругался, вышел во двор, будучи еще под впечатлением сновидения, больно ткнул ногой облезлую дворнягу, лежащую на узком крылечке.
На рассвете, по очереди сходив в вонючий, переполненный туалет, толком не умывшись, не помолившись и не позавтракав, женщины толпой, с отвращением ко всему, в том числе и к своей несчастной жизни, двинулись по привычке к базару. Кесирт и Цанка шли вместе позади всей группы. Как и вчера, юноша всё допытывался показать ему этого Батыка, грозил разделаться с ним. И если накануне Кесирт улыбалась и нежно отговаривала Цанка, то теперь это рвение юноши надоело ей, как и все вокруг.