— Кому? — спросил сержант.
Томас взглянул на часы. В Токио уже было совсем поздно. Перспектива поднять Куми с постели его нисколько не обрадовала. Найту было противно осознание того, что он снова от нее что-то утаивает, но Куми сказала, что хочет нормальной жизни.
— Ладно, я передумал, — сказал он.
— Может быть, завтра, — предложил сержант.
Томас кивнул, и только тут до него дошел смысл услышанного.
— Вы меня задерживаете на ночь?
Это было не возмущение, а усталость, близкая к отчаянию.
— До поступления новой информации.
— Какой? — вспыхнул Томас. — Что тут еще можно узнать?
— Когда вас доставили в участок, еще до того, как вы признались в незаконном проникновении в жилище, мы постарались связаться с домовладельцем, чтобы выяснить, была ли заперта задняя дверь.
— Но ведь я уже признался в том, что вскрыл защелку. Разве это тоже нужно подтверждать?
— Сейчас уже не нужно. Однако тогда мы этого еще не знали, ведь так? Но, пытаясь установить местонахождение мисс Черч, мы столкнулись с одним обстоятельством, которое серьезно усугубляет ваше положение.
— С каким же? — спросил Томас.
— Мы не смогли ее разыскать, — ответил сержант. — Если ситуация не изменится, ваше проникновение к ней в дом уже перестанет выглядеть простым нарушением общественного порядка.
Томас изумленно уставился на него и спросил:
— Неужели вы действительно полагаете, что я имею какое-то отношение к… не знаю к чему?
— Будьте добры, сэр, пройдите сюда.
— Куда мы идем?
— Пожалуйста, сэр, переоденьтесь вот в это.
Он достал полиэтиленовый пакет и раскрыл его. Внутри лежал белый спортивный костюм, сшитый из ткани, похожей на бумагу.
— Мне понадобится ваша одежда, сэр.
— Зачем?
— Для криминалистической экспертизы.
Томас напомнил себе о том, что его не впервые где-то запирали, и вспомнил камеру в подвалах «Демье». Тогда ему было страшно за свою жизнь. За ним по пятам гналась орава людей, размахивающих кирками, он наткнулся на труп Грешэма, кинопродюсера. Поэтому, когда Найт очнулся, прикованный наручниками к кровати, у него были все основания опасаться за свою собственную безопасность.
Напротив, в этой маленькой камере ему ничто не угрожало. Его не изобьют, не подвергнут пыткам, не прикончат, чтобы потом спрятать труп в какой-нибудь заброшенной французской каменоломне…
Так почему же ощущения сейчас гораздо хуже?
Томас не чувствовал никакой непосредственной опасности, однако ощущение унижения и неудачи было ужасным. Он снова подумал о Куми и опять прогнал эту мысль прочь.
Найт лежал на матраце лицом к стене и не оборачивался, когда слышал, как открывается глазок, что происходило приблизительно раз в полчаса. От матраца пахло резиной и дезинфицирующими средствами. Томас постарался заснуть, но не потому, что устал. Он не хотел больше думать о своем положении, но чем больше старался, тем дальше от него уходил сон. Застегнутый на молнию бумажный костюм хрустел при каждом движении, и Найту приходилось держать глаза закрытыми, чтобы не видеть себя, одетого как астронавта или горнолыжника.