Тем более теперь у нее есть своя одежда. Когда они с Домиником обедали, Кэрри поднялась и оставила на кровати ее черную юбку и белую блузу, чистые и тщательно отглаженные.
По крайней мере, она ничего с собой не возьмет. Она дождется, когда все уснут, и уйдет.
На какое-то мгновенье Фиби отчетливо представила себе отчаяние Тары, когда она узнает об ее уходе, и разочарование Кэрри и почувствовала, как внутри словно резануло ножом.
Но у меня нет выбора, успокаивала она себя.
Мне не следует больше сюда возвращаться, думала она. Я должна вычеркнуть Тару из своей памяти у порога этого дома и уехать отсюда прочь.
Лицо Доминика кружилось перед ней, и она закрыла глаза, чтобы избавиться от этого виденья, и, должно быть, задремала, потому что, когда открыла глаза, в доме было темно и тихо, часы напротив показывали, что уже далеко за полночь.
Пора идти. Фиби надела пальто, взяла свои вещи и вышла из комнаты. На секунду она остановилась, задумавшись, может ли заглянуть в детскую, сказать Таре последнее безмолвное «прощай», и с сожалением решила, что это было бы небезопасно.
Спустившись вниз, она включила светильник и, приоткрыв ящик стола, стала искать ключ, но его, казалось, там не было. Фиби выдвинула ящик дальше, жалея, что не может отважиться включить еще один светильник.
Внезапно ее желание исполнилось. В холле вспыхнул яркий свет. Фиби испуганно вскрикнула и обернулась.
В дверях гостиной стоял Доминик. Вид у него был измученный, от него пахло виски. Он тихо заговорил:
— Я подумал, что, если буду ждать достаточно долго, вы обязательно придете.
— Я ухожу. И вы не сможете меня остановить.
— Нет, — устало согласился он. — Вероятно, не смогу. Но сначала я должен вам кое-что сказать…
— Я ничего не хочу слышать. — Она взяла свою жестяную коробочку и, словно обороняясь, крепко сжала ее.
— Я вел себя просто отвратительно, Фиби, и мне нет никакого оправдания. — Его рот перекосился. — Но я не могу выкинуть вас из головы с первой же минуты нашей встречи.
— Это нужно понимать как извинение?
— Да. — Его серые глаза напряженно смотрели на нее. — У меня нет слов, чтобы выразить мое сожаление о том, что произошло. Вы работали у меня, и я не имел права прикасаться к вам. Но вы провоцировали меня, и я хотел… — Он остановился. — Черт, преподать вам урок, полагаю. — Он усмехнулся. — Но вышло так… мне думается, мы оба чему-то научились.
Фиби была вне себя от возмущения:
— Вы что же, пытаетесь сказать, что это была моя вина?
— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. В какой-то момент это было взаимно, верно?