— Ну, майор, начинайте петь: кто, где, сколько и как…
— Вы неправильно начинаете разговор… — майор поискал глазами знаки различия на моем маскхалате, не нашел и продолжил. — В вашей ситуации разумнее было бы попросить о снисхождении в случае, если меня освободят наши войска. А они уже близко! Наши танковые колонны вырвались вперед! Захвачено Дубно, идет успешное продвижение на Ровно! По этой дороге сейчас пойдут вторые эшелоны наступающих войск! А вы…
— Не суетитесь, майор. По этой дороге еще долго никто не пойдет. А кто пойдет – наткнется на наш танковый кулак. Не вы одни умеете делать танковые прорывы…
Подтверждая мои слова, звонко замолотил на запуске танковый двигатель. "Тройка" фыркнула дымом, двигатель изменил тональность и плотно задышал наддувом. Андрюха успешно овладевал новой техникой. Впрочем, у него мои знания есть, а я с этим танком знаком. Пусть и шапочно…
— Итак, говорите!
— Я ничего не скажу! Вы не смеете! Я немецкий офицер!
Тут резко ударила танковая пушка. Майор резко втянул дурную голову в плечи и как-то обмяк. Звякнув о броню, из бортового люка вылетела дымящаяся снарядная гильза.
— Андрюха! Хорош хулиганить! Ты тут нам саммит не даешь проводить!
Над башней появилась радостная морда сержанта Николаева.
— Тур! Ты только посмотри, что я нашел!
Андрей вытащил из башни какую-то красную палку и начал ее крутить. На броню, алой волной, лег шелк знамени…
Я нехорошо посмотрел на майора.
— Это не я! Я тут ни причем!
Сзади раздался треск мотоциклетных моторов. Я живенько обернулся. Во всю ширину дороги, десятка три мотоциклов, многие с пулеметами на колясках, резво надвигались на нас. Ну вот! Наконец-то и наши!
Андрей полностью развернул знамя и установил его на башне "тройки". Ветерок поднял и распрямил легкую ткань, и мы все увидели знакомый с детства девиз: "К борьбе за дело Коммунистической партии – будь готов!"
Я медленно поднял руку в пионерском салюте.
— Всегда готов! — беззвучно прошептали губы…
* * *
— Эй! Оружие на землю, руки в гору! Быстро!
— Это кто там такой голосистый? — Дед, спокойный как индеец чероки, обкурившийся травкой после бутылки виски, отодвинул меня плечом и вышел вперед. — Ты кто будешь-то, колхозник?
Здоровенный, лет сорока мужик, в когда-то синем, а теперь просто пыльном комбинезоне и в танковом шлеме с очками-консервами, совершенно обалдев, уставился на Деда. Действительно, со своими пшеничными усами он сильно смахивал на киношного колхозного бригадира-передовика. Мотоцикл М-72, зажатый между его ног, казался абсолютным самокатом.
— Ты-ы… как ты меня обозвал, гнида? — он перекинул ногу прямо через руль мотоцикла и, не обращая внимания, что его верный конь брякнулся в пыль, мадридским быком попёр на Деда. — Меня, черноморского моряка? Э-эхх!