Моторное судно приближалось. На носу грек заметил фигуру Шафика. Он вышел из-под навеса, подошел к леерному ограждению и коснулся ладонью фуражки в знак приветствия. Араб в зеленом вазрахе в желтую полоску ответил похожим жестом.
Папалотас крикнул необходимые распоряжения. На палубе засуетились сомалийцы, сбросили трап, привели в действие лебедки и растянули брезент над соединявшим центральный люк с бортом корабля железным рельсом, по которому уже скользила тележка с цепями, крюками и блоками.
Наконец, фелюга была пришвартована. Шафик заткнул за широкий пояс полы вазраха, взялся за поручни и быстро поднялся по трапу на палубу. На его голове красовалась красная куфия с двумя черными агвалами. Под развевающимися полами головного убора сверкнули ослепительно белые зубы. Лицо араба украшали густая борода и усы.
— As-salam aleikoum, mouchir Chafic ibn Haroun, — поздоровался Папалотас.
— Amdulillah, rais, — ответил бедуин.
Шафик осмотрел все вокруг своим орлиным взглядом и остался доволен при виде длинного ящика, который только что подняли из трюма. Он показал на него пальцем с загнутым, как коготь, ногтем и спросил по-английски:
— Сколько?
— Двадцать пять, — ответил грек. — Автоматы, патроны, гранаты, пулеметы…
Шафик сдвинул брови и стал проводить в уме сложный арифметический расчет. Никанор Папалотас улыбнулся.
— Не беспокойся, мушир. Это мой шестой рейс. Сегодня вечером у тебя будет достаточно оружия для того, чтобы вооружить пять-шесть тысяч человек.
Он перечислил по пальцам:
— Легкие пулеметы, винтовки, револьверы, гранаты, гаубицы, автоматические пистолеты… У тебя есть все для войны.
Черные глаза маршала Шафика уставились на капитана.
— Ты на что намекаешь? — спросил он. — С чего ты взял, что я хочу начать войну?
По сухому и натянутому тону грек понял, что сболтнул лишнее. Он благоразумно сбавил обороты.
— О! То, что я сказал…
Бедуин вдруг выхватил из-за пояса длинный йеменский кинжал.
— Тебе платят за доставку груза, — грозно проговорил он. — Тебе платят и за молчание…
Грек снова почувствовал страх. Он побледнел, но, сделав над собой усилие, попытался возразить:
— Мне платят… Мне платят… Согласен. Но я думаю, что уже доказал вам свою преданность. Разве я мог измениться в этом последнем рейсе? Я — твой друг, мушир, а не слуга!
Бедуин с ухмылкой спрятал кинжал за пояс и прошелестел:
— У нас говорят: «Тот, кто сует нос в чужие дела, плохо кончит».
Гроза, по-видимому, прошла. Никанор Папалотас вдруг заметил, что струившийся по его спине пот стал ледяным. Рассердившись на свой страх, на недружелюбное поведение бедуина, он повернулся к арабу спиной и стал ругать сомалийцев, которые, по его мнению, не соблюдали достаточных мер предосторожности при погрузке оружия в фелюгу.