- Давайте завтра поднимемся на Машук, к памятнику? А потом - к Эоловой арфе. После обеда, когда нет процедур, - торопливо добавил он, потому что знал, что женщины в отличие от мужчин относятся ко всяким там ваннам очень серьезно.
- Хорошо, - спокойно согласилась Рабигуль, и Володя поздравил себя пусть с маленькой, но победой.
9
Как буйствовали в ту ночь соловьи! Сначала один - не очень уверенно это когда они шли к своей "Ласточке", потом его серебряное бульканье на какое-то время смолкло, а уж когда Рабигуль с Володей расстались, такой закатили концерт, какого не было еще той весной ни разу. Может, потому они и не спали - ни Володя, ни Рабигуль. Войдя в комнату - тихонько, чтобы не разбудить соседок, - Рабигуль приоткрыла форточку, Свежий ветер, напоенный ароматами цветущих садов, звонкое щелканье соловьев в волшебной ночной прохладе музыкой ворвались в ее душу. Рабигуль быстро разделась, скользнула под одеяло. Она слушала, слушала, и какими-то странными, потаенными, извилистыми путями в сердце ее приходили покой, радость; оно освобождалось от гнетущей, ставшей уже привычной печали, возрождаясь к новой, другой жизни. Высокий, светловолосый русский богатырь ласково смотрел на нее, и что-то такое было в его глазах, чего никогда не было в бесцветных глазах Алика.
- Как вас зовут?
- Рабигуль.
- Чудесное имя...
Так ли уж много они сказали друг другу? Совсем немного. Но Рабигуль все вспоминала и вспоминала - и как они шли, и как неожиданно и задумчиво прочитал он ей Лермонтова, и как он смотрел на нее, и как, прощаясь, пожал руку. Она не спрашивала себя, что с ней случилось и случилось ли что-нибудь. Она не удивлялась их встрече. Просто думала и думала о Володе, пока внезапно не перестала всхрапывать во сне грузная, в шпильках и бигудях, Рита.
- Ну вот, расхлябянила все, что можно, - ворочаясь, прошипела она.
Рабигуль такого слова не знала, никогда его не слышала, но смысл уловила. Живо вскочила с постели, закрыла и заперла форточку.
- Ты только послушай, как поют соловьи, - виновато прошептала она, надеясь умилостивить соседку.
- Спать не дают, гады, - засыпая, проворчала Рита и натянула одеяло на голову.
Одна лишь нежность была в душе Рабигуль, и она пожалела Риту. "Она же не виновата, что не чувствует соловьев и не слышит музыки... А мы завтра пойдем в горы..." Рабигуль закрыла глаза такой счастливой, какой бывала лишь на концертах, когда пела - глубоко и сильно - ее любимая виолончель.
***
Володе было несравненно легче: стараниями Литфонда он жил один, и ему не нужно было беречь чей-то сон. Он включил настольную лампу, сунул в стакан кипятильник, сделал черный, как деготь, кофе и уселся за стол. Белый словно черемуха лист звал, манил - впервые после долгого перерыва. Он взял ручку, и она заскользила по бумаге, оставляя за собой поющие строчки, которые сами собой укладывались в ритмичные строфы. Он едва успевал записывать.