– Нет еще.
– Не кажется ли тебе, что уже пора?
– Позвоню.
– Отлично. Я бы не хотел, чтобы ты тратила на это лишнее время. У нас слишком многое поставлено на карту. Будешь делать свою работу, как делала до сих пор, и быть тебе самым молодым вице-президентом у Ланьера.
– Руку дашь на отсечение?
– Руку не дам, но главный администратор весьма тобой доволен. Я обедал с ним вчера вечером в «Коммандор-паласе», и он пел тебе нескончаемые дифирамбы по поводу последнего проекта.
– Не бери в голову. Я вернусь на работу в январе, а ребенок будет пристроен.
– Значит, мы в одной лодке. Ладно, – искренне проговорил он, – береги себя. Да, Лафкин звонил из Лондона. Он хотел выяснить, остается ли в силе договоренная встреча двенадцатого января.
– Конечно. У меня это в графике.
– Отлично. Если что, звони.
– Заметь, я того же не говорю тебе.
Когда Джон наконец положил трубку, Миган почувствовала боль в висках. Она, конечно, любит свою работу, но уж слишком она беспокойная и изматывающая. А вынужденное ежедневное общение с человеком, которого она практически бросила, сбежав из-под венца, не облегчало и без того напряженной деловой жизни. Ей остро нужен этот отпуск, нужно время, чтобы подумать, прийти в себя и погоревать о матери ребенка, которого она вынашивает. Что скрывать, она испытывала большие сомнения, когда ее лучшая подруга явилась к ней и попросила выносить ее плод. Но как она могла сказать «нет», если Джеки и Бен так хотели ребенка? Ей девять месяцев неудобств, а им счастливая жизнь и исполнение мечты.
Только сейчас Джеки больше нет. Нет и Бена. Никаких родителей у младенца, который вертится, брыкается и растет у нее под сердцем.
Руки у Миган дрожали, когда она доставала из пакета коробку с яйцами и ставила ее в холодильник. Сыр, крекеры, консервированный суп, соки, хлопья на завтрак. Она отделила консервированные продукты от остальных и разложила их по полкам в буфете, который, будь жива бабушка, ломился бы от припасов съестного.
Старый дом словно сомкнулся вокруг нее, пока она приводила все в порядок. Разделавшись наконец с продуктами, она открыла одну из стеклянных дверей на балкон и сделала глубокий вдох. Соленый воздух наполнил легкие, и вдруг ей до смерти захотелось на пляж к самой воде: Как славно войти в нее, чтобы прибой намочил ноги и смыл налипший песок.
Уже смеркалось, но, если поторопиться, можно еще застать заход солнца, увидеть, как оно тонет в океане. Во всяком случае, когда она была маленькая, она в этом была убеждена, а бабушка упорно разубеждала ее. Набросив легонькую куртку, Миган босиком, как в детстве, запрыгала через ступеньку по лестнице и побежала к линии прибоя. Солнце чуть ли не тут же село в воду, но Миган не хотела возвращаться домой. Кое-как нагнувшись, она закатала черные брюки, чтобы побродить по кромке воды.