— Ну, десяток, не десяток, — вмешался Третий, расправляя крылья, и вглядываясь в волнующуюся поверхность бассейна, — а трех человечков, молящих Господа об одном и том же, я вижу. Все три просьбы, конечно же, дурацкие. Исполняем?
— Ну-ка, ну-ка, — Первый и Второй тоже склонились над фонтаном. — Точно, то, что надо! Исполняем!
Все трое взмахнули крыльями и еще ниже склонились над подернутым рябью водяным зеркалом.
Маршал Бродерик Ланский нелепо взмахнул руками и свалился на землю. Испуганные его внезапным падением кони свиты прянули в стороны.
Ганс Гровель сполз по стене, оставляя на серой поверхности кровяные дорожки, и затих. Носильщики остановились поодаль, не смея приближаться к строгому хозяину.
Хорст, не имевший ни фамилии, ни родового прозвища, ни захудалого двора, не удержавшись в неловкой позе на коленях, неуклюже завалился на правый бок. Строй, и без того выровненный отнюдь не идеально, раздался в стороны, освобождая место тяжелому телу.
— Хозяин…. Хозяин! — голос, пробившийся сквозь звон в ушах, был незнаком. — Хозяин!
— Дышит? — второй спрашивал почему-то шепотом.
— Дышит. Вон, смотри, веки дергаются! Живой ещё. Хозяин!
Хорст открыл глаза. Вместо утреннего неба с клочьями расходящегося тумана над ним нависла неровная каменная стена какого-то дома. И две незнакомые рожи: одна рыжая, с упитанными бледными щеками в веснушках, вторая — чернявая, почти цыганская.
— А-г-ххх, — язык ворочался еле-еле, и вместо привычного ругательства из-за стиснутых зубов прорвалось что-то уж вовсе непонятное.
— Сказать что-то хочет? — Рыжий повернулся к Хорсту лепёшкоподобным ухом. — Хозяин, ты говори, говори, мы твою последнюю волю в точности передадим!
Хорст уперся руками в землю, попробовал подтянуть ноги и опереться спиной на шершавую поверхность стены. По мере того, как он поднимался над мостовой, его глаза распахивались всё шире и шире: сначала он увидел ноги, чудом втиснутые в странного вида башмаки, совсем не похожие на те деревянные колодки, к которым он привык. Затем стали видны полы богатой одежки, потом его взгляд упал на окровавленные ладони в золотых? — золотых!!! кольцах… Он медленно огляделся вокруг.
От поворота до поворота узкой улочки виднелось глубокое ущелье, образованное двумя сплошными стенами каменных домов, вдоль каждой из них вилась замусоренная канава, наполненная всяким дерьмом: от лошадиного навоза до яичной скорлупы. Пошевелив носом, Хорст принюхался сквозь пышные соломенные усы: в Брюннервельде так воняло лишь зимой, когда в особо сильные морозы отощавшую скотину крестьяне загоняли в дома — пережидать природную напасть. Похоже, что здесь давненько не было дождя — канавы стояли сухие.