— Уроды, бля, в две шеренги становись, бля. Равняйсь, бля, смирно, вольно, бля. Первая шеренга два шага вперед марш, бля. Кругом, бля. Ну что, уроды, бля, допрыгались, бля, — личный досмотр, бля!
У меня в нагрудном кармане гимнастерки лежал блокнот с адресами близких, друзей. Незадолго до этого я переписал у своего сослуживца количество предстоящих дней службы (730), часов и секунд. Сделал я это без всякого злого умысла, мне просто показалось интересным, и даже представить не мог, что эти записи сыграют не последнюю роль в моем положении. Но другого мнения был наш ротный. Обнаружив мою книжицу, он наткнулся на «крамольные» записи. Его лицо покраснело, нижняя губа затряслась, он начал кричать, что я негодяй, не успел прибыть в армию, а уже считаю дни.
— Урод, бля, как твоя фамилия?
— Суверов.
— Это залёт, бля.
После этого до конца учебки отношение ко мне командира роты, да и командира взвода, было негативным, хотя крупных нарушений (самоходы, алкоголь, побеги и т. д.) я не совершал. Стал «мальчишом-плохишом», мечтавшим, как думал ротный, «сбежать, бля, из армии, бля».
Заместителем командира роты по воспитательной работе (замполитом) был капитан Лакин. Выглядел он всегда каким-то помятым, побитым слегка жизнью. Замполит злоупотреблял спиртными напитками, и иногда по утрам его голова напоминала огромный морщинистый помидор с вращающимися в разные стороны, как у рака, глазами.
Тихий, спокойный, полноватый, он никогда не кричал на солдат, казался нам добрым и справедливым. Но эта «доброта» была напускной. Все солдатские жалобы немедленно «докладывались» руководству. Многие солдаты очень пожалели, открыв свои души «добренькому дяде». Были у него и свои люди в роте — «стукачи», которые периодически «сливали» информацию. Короче, нашего замполита следовало также обходить подальше, стороной, а свои проблемы решать самому.
С командиром взвода старшим лейтенантом Ватрушкиным отношения у меня были натянутыми. Его неприязнь ко мне проявлялась в течение всей службы, зачастую цеплялся по пустякам. Старший лейтенант Ватрушкин в мае 1988 года после «шмона» обнаружил в моем нагрудном кармане фотографию, где я сфотографировался в форме, держа руки в карманах. Эта фотография сильно рассердила Блина (так его называли). Он разорвал ее перед строем. (Эта фотография напечатана в начале книги.)
— Ты нарушаешь форму одежды, подонок! За это наряд вне очереди, — прошипел он. — Ты у меня калом пропахнешь!
Все эти «влёты», безусловно, повлияли на мое дальнейшее распределение — на Дальний Восток.
Отправка на восток считалась не лучшим местом дальнейшей службы после окончания ШМАСа (школы младших авиационных специалистов). Престижно было служить на Украине, особенно в Крыму, на военных базах в зарубежных странах (Германия, Венгрия и т. д.), в Москве и других цивилизованных местах с благоприятным климатом.