— С чего вы взяли, будто мы напуганы и бежим? — удивилась мама.
— По глазам, — ответила старуха. — Вы все время озираетесь. Проверяете то двери, то окна.
— Вам-то что? — буркнула я.
— Мне все равно, только вот если они — кто бы они ни были — придут по вашу душу, заодно и со мной расправятся, — сказала старуха. — Хотя бы поэтому я вправе знать.
— Всех прав вы лишились, когда захватили нас в плен, — сказала я.
— Может быть, она все-таки вправе узнать, — заступилась мама. — Наверное, она заслужила, после того как спасла Терри.
— Ей попросту хотелось оттяпать кому-нибудь руку, — сказала я.
— Мы с твоей мамой неплохо справились, а? — напомнила старуха. — Если б не мы, парню пришел бы конец.
— Все равно я вас ненавижу, — крикнула из соседней комнаты Джинкс.
— Ладно, вкратце, — сказала я. — Мы кое-кого рассердили. Мы хотели удрать в Калифорнию, а они пустили за нами по следу человека по прозвищу Скунс. Этого с вас хватит.
— Скунс? — повторила старуха, и, честное слово, даже в темной комнате, подсвеченной лишь огнем в очаге, я разглядела, как она сделалась бледнее прежнего.
— Вы про него слышали? — спросила я.
Она кивнула:
— Если он гонится за вами, то вы уже мертвы. Ходячие трупы.
— Я не собираюсь перевернуться кверху брюхом и сдаться, — заявила я.
— Ему наплевать, — сказала старуха.
— А мне — нет, — отрезала я.
— Сделай вот что: иди в спальню, загляни в шифоньер, найди там патроны и заряди пистолет. Потом принеси из кладовки обрез. Он уже заряжен, и там есть еще коробка патронов к нему. Я хотела добраться до него и разнести тебе голову, но я вряд ли смогу встать с кресла, а ты вряд ли поможешь мне дойти до кладовки и завладеть им.
— Это верно, — откликнулась со своего места Джинкс.
Я сходила за патронами к пистолету, принесла из кладовки обрез и патроны к нему. Пистолет я отдала Джинкс, и она зарядила его, а я тем временем вернулась в залу с обрезом. Обрез был двуствольный, двенадцатого калибра. Коробку с патронами я прихватила с собой, уселась на пол, пристроила ружье на коленях, а коробку положила рядом.
— Неужели он до сих пор не махнул на нас рукой? — с надеждой спросила мама.
— Он никогда не сдается, — ответила старуха. — Может прерваться, устать, может оставить след и отлучиться куда-то, где он денек-другой не бывал, но он всегда возвращается.
— Это старые сказки, — возразила я.
Старуха покачала головой. Облизала губы и сказала:
— Мои родители знали мать Скунса. После освобождения рабов она работала на нашу семью, стирала, готовила и все такое. Она жила в хижине на краю бывшей плантации своего бывшего хозяина Эвала Тёрпина. Эвал давно умер, оставался только его внук Джастин, а у того — ни одного кровного родственника на свете. Он позволил бывшим рабам жить на ферме, позволил жить там и их детям и внукам. Он не нанимал их, не платил им ни цента, потому что сам остался ни с чем. Его семья, как и моя семья, разорилась, когда хлопок перестал быть королем, да так и не выбилась больше из нищеты.