Пыль играла в солнечном луче, ложилась на ватное одеяло. Все углы комнаты обмела паутина, густая, хлопок, что ли, с нее собирать? Ничего такого, с чем нельзя было бы справиться при наличии молотка, десяти килограммов гвоздей и желания, только у нас ничего этого не имелось, в том числе и желания. Мы жили, точно крысы на корабле, который рано или поздно пойдет ко дну.
Мама улыбнулась мне, и я присела возле кровати на старый стул с мягким сиденьем. Пахло от стула застарелой сыростью — чья-то бабушка, побывавшая под дождем.
— Хотела бы я подняться и приготовить тебе поесть, детка, — вздохнула мама, — но сил нет.
— Все в порядке, — ответила я. — Я нашла печенье или что-то вроде.
— Это все лекарство, — продолжала она. — От него такая слабость. Ничего не могу делать. Ни с ним, ни без него.
— Я знаю.
Она долго-долго глядела на меня, словно под кожу мне взглядом проникнуть хотела, и вдруг призналась:
— Твой отец побывал тут нынче ночью.
Я не поняла, к чему она это говорит, и ответила попросту «О!», как ни в чем не бывало. Обошлась бы я и без таких сведений. Закиньте их в темное место, где я не найду их, за высокую ограду к аллигаторам.
— Мне так стыдно, — продолжала мать, отворачиваясь от меня. — Не следовало мне говорить тебе об этом, ты еще так молода.
— Мне семнадцать, — напомнила я. — Ты бы удивилась, чего я только не знаю.
Наверное, подумала я, она заметила меня ночью или отец ей сказал, и она решила объясниться со мной.
Мать осторожно покачала головой, перекатывая ее на подушке, и снова уставилась на меня:
— Я многое забываю, но сегодня утром я помню ясно: он побывал здесь ночью.
— Все нормально, мама.
— Нет, — возразила она. — Все плохо. Он плохой человек.
Мы помолчали немного, она — глядя на меня, я — глядя в пол.
Наконец я спросила:
— Может быть, мне стоит уехать отсюда?
— Почему бы и нет? — откликнулась она. — Что тебе делать в здешних местах?
Подобного ответа я не ожидала и покатала его немного туда и сюда у себя в голове, желая убедиться, верно ли я расслышала.
— Верно, ма: чего мне тут делать?
— Что, — поправила она меня. — Не говори «чего».
— Извини, — вздохнула я. — Забыла.
— Ты слишком рано бросила школу, а я все лежу в постели и не занимаюсь твоим образованием, но ты же знаешь, сил у меня почти нет. Было время, когда я мечтала стать учительницей или медсестрой.
— Взаправду?
— Еще как! — подтвердила она.
— Мама, а если бы у тебя была подруга, и она утонула, и ты бы нашла ее мертвую, а она всегда хотела поехать в Голливуд и стать кинозвездой, ты бы выкопала ее после того, как ее похоронили, сожгла бы на костре, отвезла бы ее прах в банке по реке в Глейдуотер, а оттуда на автобусе в Голливуд, или это было бы неправильно?