- У тебя есть бумага? - неожиданно спросил он.
- Какая? - удивилась Лиза.
- Любая, любая! - закричал Лёня. - Но лучше - потолще.
- Кажется, есть.
Она поняла. Встала, ничего на себя не накинув, поискала в ящиках, наклоняясь то к одному, то к другому. Лёня жадно впитывал в себя контуры ее тела.
- Вот.
Лиза протянула несколько тонких листков.
- Ага, ага, - обрадовался Лёня. - Ты пока полежи, ладно?
На всякий случай - чтоб не обиделась - он снова поцеловал Лизу, но женщину не обманешь: она чувствовала, что мысли его далеко. Лежа на боку, молча смотрела, как он натянул брюки, накинул, не застегивая, рубаху, вытащил из кармана уже знакомый ей карандаш - с ним он, как видно, не расставался - и уселся за стол.
"Может, и мне так? - подумала Лиза. - Извлечь из недр стола роман Джебрана - она только что на него натолкнулась, - разложить на столе чистые листы, а рядом толковый словарь и словарь арабских синонимов - ценность немыслимая, переданная из Каира Ларисой Кучберия, однокурсницей, - да и начать творить?" Но место за столом было занято, а два творца на маленьком таком пространстве - это уже, как сказала бы Аля, - перебор.
- Сейчас, сейчас, - бормотал Лёня, нанося штрих за штрихом - резко, размашисто, дерзко.
Когда Лёня принес листки и Лиза взяла их в руки, она прямо ахнула. Да, он, конечно, талантлив. Ни арабов, ни ее самой не было на листочках, и все-таки они там присутствовали. Огненный взгляд Мохаммеда, изгиб талии Лизы, развевающийся балахон Лейлы - каким бы он был художником, если б не заметил обольстительной прелести этой девушки! - кусок колонны, парящая в воздухе ваза... А над всем этим - где-то там, в небесах, - витает нечто божественное, объединяя детали в единое целое, являясь их доминантой.
- Кто это? - спросила Лиза и тут же поняла, что вопрос глупый.
- А я не знаю, - пожал плечами совершенно вымотанный, счастливый Лёня. - Может, я, может, дух человеческий, или талант... Ну, талант сильно сказано: талантлив был Рафаэль... Скажем, способности, тяга к прекрасному... Ох, как я устал!
Прищурив синие глаза, он тихо улыбнулся Лизе, и ревность кольнула ее остро и неожиданно. Не к Маше или какой-нибудь другой женщине, а к его мастерству, которое, ясно же, для него всего превыше, а может, единственное, что важно на самом деле. Остается, значит, одно: быть рядом, не растворяясь в нем, - со своими туристами, переводами, дипломом, со своим делом. Главное - не раствориться в этом странном притягательном человеке.
Лёня откровенно зевнул, обнял Лизу.
- Будем спать?