— Что с вами, княгиня?
— А с вами, капитан?!
— Почему вы так ведете себя со мной? И почему именно со мной? С другими, насколько мне известно…
— Я не с вами «веду себя так», а с мужчиной, который мне совершенно безразличен и который, увы, не вызывает у меня абсолютно никаких эмоций. Будь он даже английским фельдмаршалом.
— Понятно: демонстрация национального невосприятия.
— Ну что вы, капитан! Даже американцу… одному простила его несдержанность. И, как видите, ничего…
— Идите вы к дьяволу, — прохрипел Грегори. Вновь отобрал у княгини бокал, отпил, поставил на стол и принялся за нее саму.
— Если бы вы еще подсказали мне, что именно вы пытаетесь изобразить, насилуя меня в этом кресле, возможно, каким-то образом я сумела бы помочь вам, мой лихой капитан.
— Прекратите болтовню, княгиня! — взревел Тото, все еще путаясь в хитроумных туалетных ловушках.
— Это не болтовня, — опять дотянулась Мария-Виктория до бокала, — а всего лишь искреннее желание хоть как-то помочь партнеру.
— Спасибо, сам как-нибудь справлюсь, — Грегори действительно попытался справиться с ее ногами, которые явно казались ему сейчас лишними, но как раз в момент, когда он уже был очень близок к цели, Сардони так расхохоталась, что бедный капитан зашелся потом и на какое-то время оставил ее в покое.
— Все же вы пытаетесь мстить мне.
— Почему только пытаюсь? По-моему, уже мщу. Хотя, согласитесь, вы ведете себя так, словно всё, что вы проделываете с моим платьем и моими ножками, меня абсолютно не касается.
Что совершенно несправедливо. Я тоже должна иметь к этому хоть какое-то отношение.
— Плата за несдержанность, проявленную мной тогда, в машине, когда вы стали моей. — Он уселся на ковре, как отвергнутый пес — у ног охладевшей к его ласкам и скулению хозяйки. Теперь он лакал вино прямо из горлышка, и одежда его была растерзана так, что не ясно было, кто кем пытался овладеть.
Докладывать Гиммлеру о своём звонке в поместье Роммеля штандартенфюрер Брандт не спешил. Он считал, что и докладывать, собственно, нечего. Да, Роммель пока что жив, но, коль Бургдорф уже в Герлингене, значит, ждать придётся недолго. Так зачем торопиться с докладом? Нужно подождать и через какое-то время позвонить ещё раз. Если только сам генерал Бургдорф будет тянуть с докладом. Да и фюрер события, вроде бы, не торопит.
Однако адъютант ошибался. Не прошло и десяти минут, как Гиммлер вызвал его к себе и, расстреливая взглядом из-за мутноватых стёкол очков, спросил:
— Вы звонили в поместье Роммеля?
— Да, я беседовал с фрау Люцией Роммель, однако…