Нельзя сказать, чтобы разношерстная шайка жила дружно.
Лязги Ахун, узнав о том, что Мирза едет к Мухаммед Ахуну за тазкирой, прошептал:
— Этот болтун все равно ничем не сможет вам помочь. Вернетесь с пустыми руками.
Так оно и получилось.
Приближаясь к Буджнурду, Мирза, однако, столкнулся с неприятностью, гораздо большей, чем та, какую предсказал ему Лязги Ахун. На окраине селения их встретили полицейские и приказали следовать за собой. Как ни старался Мирза выглядеть спокойным, этот неожиданный поворот фортуны заставил его взволноваться.
Чего только он не передумал! Но ему казалось, что он ни разу ничем не выдал себя.
В участке сразу же начался допрос.
Офицер в довольно высоком чине, казалось, только и ждал, когда приведут задержанного.
— Имя?
— Фархад Али Заде.
— Откуда?
— Из Мешхеда.
— Профессия? Что делаешь в пограничной зоне?
— Я человек муфтия Садретдинхана, служу в мечети.
— Тазкира при себе?
— Сейчас нет, эффенди.
— Не называй меня эффенди, я сарханг[19].
— Простите, господин.
Последовало еще несколько вопросов, и допрос был окончен. «Человека муфтия» — Фархада Али Заде препроводили в полицейскую тюрьму.
В одиночной камере каждый час казался ему месяцем, день — годом.
«Неужели этот зиндан — конец моего пути? — невольно думал Мирза. — Что, если вот так неожиданно глупо провалится все дело? Нет, этого не может быть!»
Хорошо осведомленный о том, какие «знаки внимания» могут быть оказаны в этой стране попавшим в тюрьму, юноша не притрагивался к еде.
Он не чувствовал ни сырости, ни зловония зиндана. Обхватив руками колени и положив на них голову, Мирза долгие часы сидел, мысленно прослеживая дни, проведенные в поездке. Напряженно размышляя, он все больше убеждался, что не совершил ни единого промаха, который мог бы послужить причиной заключения. Это помогло ему сохранить твердость духа.
Вечером загремели замки. Со скрипом дверь открылась, и тюремщики втолкнули кого-то в камеру.
Хватаясь за стены, к свободному углу проковылял, стуча кандалами, высокий худой человек и бросился на пол. Лежал молча, лишь временами раздавались его стоны и хрип. Потом он смолк — как будто заснул. Постарался уснуть и Мирза.
Утром, когда сквозь маленькие отверстия под потолком начал пробиваться свет, Мирза увидел скорчившегося в углу мужчину лет пятидесяти, похожего на высохшую корягу. В предрассветном сумраке с трудом можно было различить длинную тыквоподобную голову и сверкающие глаза. Руки заключенного перебирали четки.
Через некоторое время он заговорил на фарси:
— Ты, парень, откуда? За что попал сюда?