Иногда летом родители вывозили нас с сестрой в Коктебель. Там, на территории Дома творчества писателей, имелась масса укромных тенистых уголков, где я обожала прятаться от всех. Отсиживаясь под пышным платаном, с нетерпением ждала раскатистого воззвания по репродуктору к поискам девочки со всеми моими анкетными данными. Тогда множество взрослых людей, переполошившись, были вынуждены искать меня – худенькую, рыжеволосую девочку Алю. И впоследствии целых двадцать четыре дня меня узнавали абсолютно все. Это было признание! И где-то даже успех…
Обычно, когда Лизу отправляли со мной на прогулку, она использовала эту ненавистную повинность в собственных педагогических целях: ну, чтоб лишний раз поучить непутевую сестренку жизни, наставить, так сказать, на путь истинный. Стоило немалых сил и хитрости выудить руку из ее твердой клешни. А уж вырвавшись, пронестись вдоль дороги с диким воплем. Чтоб прохожие останавливались, сочувственно смотрели мне вслед и качали головами, порицая Лизу: «Как не стыдно обижать маленьких»!
Мне нравилось, внезапно остановив свой бег, резко упасть навзничь. Раскинуть руки. И, собрав вокруг толпу людей, притвориться мертвой.
Даже если подобные выходки грозили мне трепкой, я шла на это. Отчаянно и дерзко. Так бывает в жизни: у одних родителей рождаются абсолютно разные по внешности и темпераменту дети, иногда просто антиподы. Всё лучшее, что природа могла создать из синтеза двух людей, было воплощено в Лизе. Всё самое бессмысленное: сучковатое, сипатое, шумное – было сосредоточено во мне. Лиза являла собой сплошное совершенство: русая коса, шелковистая кожа, аккуратный носик, выразительные глазки, правильное поведение.
Твои глаза подобны изумруду:
О, сколько ласки в них, о, сколько в них огня!
Как будто волшебство, как будто чудо,
Они пленят, они зовут меня! —
написал ей как-то юный поэт, в которого на самом-то деле влюблена была я. Но ни я сама, ни мои прекрасные глаза не вдохновляли его на поэтические признания. Я была для него приятелем. А Лиза – музой. Как умоляла я сестру не очаровывать хотя бы его! Но для этого мне не следовало вообще допускать их знакомства. Зачем я привела его домой? Лиза считала своим долгом знакомиться со всеми моими друзьями, чтобы уберечь «от самого дурного». Она полагала (в общем, вполне справедливо), что я совершенно не чую опасности и лечу ей навстречу, как мотылек на огонь. И потому Лиза опекала меня всюду – в детском саду, в школе, в пионерском лагере. Она была у меня вожатой в классе, она принимала меня в октябрята и в пионеры, она распутывала сложные взаимоотношения с моими товарищами, которые сначала провозглашали меня главарем, но через очень короткое время сами же свергали с пьедестала. Почему – не понимаю до сих пор. Я так отчаянно хотела быть первой в играх, так жаждала собирать вокруг себя самых незаурядных мальчишек и девчонок, рулить ими, стоя «у штурвала»! Как только видела восхищение в глазах, меня несло: для завоевания авторитета я начинала судорожно приближать к себе одних и отвергать других, объединяться против третьих – тех, кого я для себя обозначала недругами. Но никогда мне не позволялось развернуться в полную мощь. Обязательно находились более хитрые, более сильные, более интриганские личности, не согласные с моими оригинальными идеями. Меня постепенно начинали притеснять, уличая в стратегических просчетах, тактических промашках, и изгоняли из лидеров. Тогда я с ревом неслась к Лизе за поддержкой. Когда она находилась неподалеку, я была уверена в том, что старшая сестра обязательно придет на помощь, утешит и разрешит любой конфликт.