– Добрый вечер, Саша, – начинает Грегори, – ну, рассказывай, как прошел твой день?
Мне нравится его голос – очень глубокомысленный, очень уверенный, очень красивый. Я принимаюсь развлекать его подробностями суетной московской жизни, по ходу повествования удивляясь, до чего забавно и красочно могут выглядеть события одного вполне заурядного дня в устах заинтересованного рассказчика.
– Какая погода в Москве? – спрашивает Грегори. Ему интересно знать всё, чем я живу, всё, что меня окружает, начиная с погоды.
– Какая погода? Прохладно и сыро. С утра моросил дождь, и мне не хотелось вылезать из теплой постели. Но надо было поднимать ребенка в школу.
– Теперь я буду звонить по утрам, и пробуждаться тебе станет гораздо легче.
Смущаюсь. В его голосе впервые за время нашего общения зазвучали интимные нотки. Интересно, а почему это он убежден, что именно после его звонка мне станет легче подниматься? Впрочем, не возражаю. Мне приятно слышать, что кому-то может быть небезразлично мое пробуждение.
– Какая погода в Нью-Йорке? – в тон ему продолжаю я заданную тему.
– Превосходная! Наконец наступило мое любимое время года. Сегодня, по дороге на работу (а я хожу в офис пешком, чтобы не давать застаиваться организму), обнаружил, что уже начала распускаться сакура. Ты когда-нибудь видела цветущую сакуру?
– Нет, к сожалению.
– Скоро увидишь. Ты же не передумала приехать ко мне?
Все происходящее кажется мне занимательным спектаклем или фильмом, в котором я играю одну из главных ролей. Представить всерьез, что я из своей махровой неблагоустроенности могу переместиться в центр Нью-Йорка, видится умопомрачительным розыгрышем судьбы.
– Значит, у вас на Манхэттене настоящая весна?
– Да, весна у нас в самом разгаре. Тепло, солнечно, в душе бродят мечты и неясные пока еще надежды…
Каков романтик, подумать только!
– Так вы, Григорий – поэт?
– Не без того, не без того…
– В самом деле? Почитайте что-нибудь… из последнего.
– Из последнего? Что ж, изволь:
Откуда вы узнали обо мне?
Кто вам сказал, что я нуждаюсь в вас?
Что я не раз уж видел вас во сне,
И небеса молил о вас не раз!
Откуда вы пришли? Издалека?
Не стойте там, садитесь здесь пока.
Я долго ждал вас, и моя судьба горька,
Не стойте там, вот вам моя рука!
– И как давно это сочинилось? – с потаенной надеждой спрашиваю я.
– Недавно, – уклоняется от прямого ответа он, – а ты, Сашенька, никогда не пробовала сочинять стихи?
Это я не пробовала? Я-то пробовала, еще как пробовала! Никто, правда, поначалу не воспринимал всерьез мои угловатые стихосложения…
…Творить и создавать в нашей семье мог лишь отец. Он был драматургом, весьма известным, именитым, хотя (по непонятной мне причине) без всякого лауреатского звания. Драматургом, который изредка, время от времени, забавлялся стишками и эпиграммами по случаю. Мы с Лизой гордились им, трепетали перед ним, за счастье почитали редкое его к нам внимание.