— Достанешь, потерпи немножко, не трать попусту гранаты, у нас их и так мало осталось, — приговаривал Юрген, изучая в прорезь прицела систему крепления матрасов на броне. — Вот она веревочка, вот он узелок.
Он короткой очередью разрубил узел, матрас стал медленно сползать. Стоило ему приоткрыть бок танка, как туда врезалась граната Фридриха.
— От судьбы не уйдешь, — сказал Юрген.
Он и сам был горазд на разные придумки и уловки, но никогда не использовал их для собственной защиты, предпочитая полагаться на ловкость тела и быстроту реакции. Укрепления были не в счет. На позиции он эти матрасы в три ряда бы настелил, только дай. Но идти в бой с подушкой на голове — нет, это было не для него. Так что изобретение русских ему не понравилось. То, что танкисты сознательно шли на смерть и использовали это устройство лишь для того, чтобы подороже продать свои жизни, не приходило ему в голову. Он мерил людей по себе. Он не был фанатиком.
Случилось то, чего Фрике опасался с самого начала, — часть, оборонявшая дом на противоположной стороне улице, отошла. От солдат твердолобого майора толку было чуть, но они простреливали тротуар у основания их дома. Теперь там образовалась мертвая зона, куда просачивались русские, забрасывали в окна гранаты и пускали огненные струи. У них были даже наши фаустпатроны, у этих чертовых русских, и они весьма умело пользовались ими без всякого инструктажа и долгих тренировок. Подвальные окна в доме были заложены кирпичной кладкой задолго до начала боев в городе, в них были оставлены небольшие отверстия для стрельбы из фаустпатронов; теперь в них стреляли из тех же фаустпатронов, но с другой стороны, разнося вдребезги хлипкую кладку. Еще немного, и русские начали бы проникать в дом через подвал.
Не начали. Сгустилась тьма. Напор русских ослаб. Они удовлетворились тем, что заняли ряд домов на противоположной стороне улицы. В квартирах на разных этажах то там, то тут мелькали огни фонарей, слышались радостно-возбужденные крики, взрывы смеха, сквозь пороховую гарь пробился запах мирного костерка.
Пришел фельдфебель от «познаньцев», как окрестил их Юрген. Он сообщил подполковнику Фрике, что их батальон отходит. Они были хорошими солдатами и настоящими товарищами, эти «познаньцы», не то что майор из дома напротив.
— Отходим, — сказал подполковник Фрике, — в следующий квартал. Мы там построим новую линию обороны. Русские не пройдут! — Он попытался взбодрить измотанных солдат и самого себя.
На этот раз отходили цивилизованно, без скаканья по крышам, проходными дворами и узкими прогалами между домами, которые уверенно указывал Штульдреер. Они забрали с собой всех раненых, даже лейтенанта Ферстера, которому эта переноска приносила лишь жестокие и лишние страдания. В низ окна, у которого он вел огонь, попал русский снаряд. Ферстера, нашпигованного осколками, отбросило к дальней стене комнаты, на нем живого места не было. Его несли два санитара на самодельных носилках. Юрген нес одного из солдат своего взвода, которому осколок размозжил колено, он нес его, как пастухи носят овец, взвалив на спину. Солдат тихо стонал, его безвольно болтающиеся руки били по ногам Юргена.