— Достаточно хорошо.
— У вас сложилось о них какое-либо мнение?
— Сомс — никчемность. Поттс — из низшего сословия. Дафф — наоборот, человек с очень здравыми идеями. Тоже, знаете ли, выпускник Кембриджа. Жесткая позиция в отношении бедняков. Никаких поблажек. И на Индию правильный взгляд. Весьма здравомыслящий человек.
— Вы близки с вашим дядей?
— Чрезвычайно. И с каждым днем все больше.
— А с Клодом он близок?
— Абсолютно нет. Добр к нему из-за родства, но видит, каков он.
— Вы что-нибудь знаете о том, как ваш дядя управляет Монетным двором?
— Нет.
— Если мне будет дозволено задать щекотливый вопрос, каково ваше финансовое положение?
Юстес покраснел.
— Бог мой! У меня все хорошо, благодарю вас.
— Могу ли я спросить, как именно?
— Если вам так уж требуется. Я получаю доход с моих капиталовложений.
— Каких вложений?
— Дядя Барнард дал Клоду и мне по десять тысяч каждому, когда мы достигли совершеннолетия. И я вложил их очень благоразумно.
— А Клод?
— Понятия не имею, как он распорядился своими деньгами.
— Кто из проживающих с вами под одним кровом скорее всего, по-вашему, может быть повинен в этом преступлении?
— Если хотите знать мое мнение, какой-нибудь уличный оборвыш пытался обокрасть дом. А может быть, эта горничная крала, и кто-то преподал ей урок.
— Ну, если отбросить такую возможность?
— Сомс. Он никчемность. Я заметил это с пяти шагов.
Ленокс встал.
— Больше я не стану отнимать у вас время.
— Да-да. Было приятно познакомиться с вами.
— Пожалуйста, никому не говорите о нашей встрече.
— А почему, собственно?
— Ваше молчание окажет пользу умершей девушке. Мы не должны забывать о ее правах при подобном положении вещей.
— Я расскажу кому сочту нужным. Но я взвешу вашу просьбу.
— Вы окажете девушке дурную услугу. Ее участь и так была слишком тяжела.
Юстес словно заколебался.
— Ну, может быть, — буркнул он.
Ленокс покинул курительную, не сказав более ни слова. Второй раз за это утро он разочаровался в поколении, которому был предназначен завещать Землю. Интересно, что каждый кузен назвал другого никчемностью. Ему ни тот, ни другой не показался особым сокровищем, но что, если такого рода взаимная антипатия имела более глубокую подоплеку, чем просто несоответствие характеров? Возможно, все сводилось к родству с Барнардом и соперничеством за местечко в его завещании, в изъявлении его последней воли? Тяжкий жребий для семьи! Ленокс с некоторой приятностью подумал, что, во всяком случае, его собственные племянники, дети Эдмунда, не станут помышлять о его деньгах. Они умные ребята, вежливые, а к тому же добрые.