Но всё это мы должны делать без хитрости приманить Ребёнка, а искренне. Принуждать молиться, принуждать сидеть и слушать наши религиозные беседы и проповеди нельзя. Любое принуждение, даже с благими намерениями, вызывает в ребёнке отторжение.
Вот что пишет по этому поводу Константин Дмитриевич Ушинский: «Религиозное развитие Ребёнка должно быть плодом его самостоятельного, самобытного творчества, в результате которого ему должна быть дана возможность придти к своей собственной религии, выросшей свободно и естественно изнутри, а не навязанной путём прямого или косвенного насилия извне. Задача истинного воспитателя в данном случае ограничивается только доставлением детям возможность более широкого материала для их свободного религиозного творчества».
А вот что говорят нам старцы Епифаний и Порфирий. Старец Епифаний:
«Больше говорите Богу о ваших детях,
чем детям о Боге.
Душа юного жаждет свободы.
Поэтому он с трудом принимает разнообразные советы.
Вместо того чтобы постоянно давать ему советы
и порицать за любую мелочь, возложи это
на Христа, Богородицу
и на святых и проси Их образумить его».
Старец Порфирий:
«Не дави на своих детей.
То, что ты хочешь им сказать,
говори с молитвой.
Дети не слышат ушами.
Только когда приходит божественная благодать и
просвещение их,
они слышат, что мы хотим им сказать.
Когда хочешь что-нибудь сказать своим детям,
скажи это Богородице, и Она всё устроит».
Вопрос Нинцы:
— Вы сказали об образах дедушки и бабушки. Может быть, расскажете об образах отца и матери?
Образ отца до сих пор влияет на мою жизнь.
Он погиб на фронте в Крыму, когда ему было 36 лет.
Он был рабочим типографии, делал набор книг, издавал газеты.
Имел сложное детство и сбежал от отца деспота из деревни. Стал членом партии и искренне верил в новую жизнь. До начала войны повредил себе правую руку под прессом и не мог сгибать пальцы. Но в первые же дни войны пошёл добровольцем, умудрившись скрыть от медкомиссии свою инвалидность. В 1942 году его направили на фронт в Крым, где и погиб.
Я любил отца. После школы шёл прямо к нему на работу, мы вместе обедали в рабочей столовой, там я готовил уроки, а его сослуживцы дружили со мной и баловали меня.
Однажды, — было мне тогда пять или шесть лет, — я скрутил бумагу как папироску, прикурил спичкой и начал выпускать дым изо рта.
— Пап, смотри, как я курю! — сказал я отцу и продемонстрировал ему своё умение.
Отец сам не курил.
Он посмотрел на меня очень строго и приказным тоном произнёс:
— Брось сейчас же!
Я понял, что сделал что-то плохое.