— Подождем до утра, пока проснется этот медведь. Тогда мне не придется повторять все дважды. Кроме того, я устал. Одно, правда, я тебе скажу: здесь слишком много лошадей, даже для феода, славящегося их разведением. Слишком много.
И прежде чем Катберт задал следующий вопрос. Роланд снял седло со спины Быстрого и положил его рядом с тремя маленькими проволочными клетками, связанными ремнем. Внутри сидели три почтовых голубя с белыми кольцами на шее. Один поднял голову, сонно посмотрел на Роланда, а затем вновь сунул ее под крыло.
— Они в порядке? — спросил Роланд.
— В полном. Жрут и гадят в свое удовольствие. У них сейчас не жизнь, а лафа. Но что ты…
— Завтра, — оборвал его Роланд, и Катберт, уяснив, что решение окончательно, отправился на поиски костлявого дозорного.
Двадцать минут спустя Быстрый, освобожденный от ноши и стреноженный, щипал травку вместе с Оленьей Шкурой и Банным Листом (Катберт даже лошадь не мог назвать по-человечески), а Роланд лежал на спальнике и смотрел на звезды. Катберт заснул так же быстро, как и проснулся от шагов Быстрого, но Роланду спать совершенно не хотелось.
Его мысли вернулись в недалекое прошлое: прошел всего лишь месяц с того утра, когда его отец сидел на кровати проститутки, в комнате проститутки, и смотрел, как он одевается. Слова, произнесенные отцом ( Я знаю об этом два года ), набатом отдавались в голове Роланда. Он чувствовал, что они останутся с ним на всю жизнь.
Но его отец сказал ему и многое другое. О Мартене. О матери Роланда, которая, возможно, согрешила помимо своей воли. О грабителях, которые называли себя патриотами. И о Джоне Фарсоне, который действительно побывал в Крессии и отбыл неизвестно куда… исчез, как он умел это делать, растаял, как дым на ветру. А перед тем как уйти, он и его люди дотла сожгли Индри, столицу феода. Убитые исчислялись сотнями, поэтому не стоило удивляться, что после этого Крессия вышла из Альянса и переметнулась на сторону Благодетеля. Головы губернатора феода, мэра Индри и главного шерифа в тот летний день расстались с телами и переместились на стену над городскими воротами. Как указал Стивен Дискейн: «Это очень убедительные аргументы».
Это в игре в «Замки» обе армии выходили из-за своих Укрытий, чтобы сойтись в решительной битве, отметил отец Роланда, а тут, как случалось со многими революциями, игра могла окончиться до того, как многие в феодах Срединного мира начали бы осознавать, что Джон Фарсон
— серьезная угроза. Или, если ты относился к тем, кто искренне верил в его видение демократии и стремление положить конец «классовому рабству и древним сказочкам», — вестник существенных перемен.