Но Роланд не слышит.
— Мама? — зовет он, и даже голос его тот же, Джейк узнал бы его где угодно… но звучит он куда звонче, молодой голос. Его еще не посадили ветер, пыль и сигаретный дым. — Мама, это я, Роланд! Я хочу поговорить с тобой!
Нет ответа. Он проходит коротким коридором, что ведет в спальню. Джейк рвется на части. Ему хочется остаться в гостиной, подойти к портьере и рвануть ее, но он знает, что от него ждут другого. Даже если он попытается, толку не будет. Рука его пройдет сквозь материю, как рука призрака.
— Пошли, — говорит Эдди. — Нельзя от него отставать.
Они идут, сбившись в кучку, при других обстоятельствах это вызвало бы смех. Но не сейчас. Сейчас трое друзей жмутся друг к другу в поисках поддержки.
Роланд стоит, глядя на кровать у левой стены. Смотрит на нее, как загипнотизированный. Может, пытается представить себе Мартена в кровати своей матери; может, вспоминает Сюзан, с которой никогда не спал в настоящей кровати, не говоря уже о такой роскошной, с пологом. Джейк видит профиль стрелка в трехстворчатом зеркале, что стоит напротив кровати, в алькове. А перед этим тройным зеркалом мальчик видит маленький столик. Мальчик его узнает: почти такой же есть и в спальне его родителей — туалетный столик, за которым мать обычно наводит красоту.
По телу стрелка пробегает дрожь, он сбрасывает с себя груз тех мыслей, что одолевали его. Ноги его обуты в эти ужасные сапоги: такое ощущение, что он пересекал в них кровавый поток.
— Мама!
Шаг к кровати, и Роланд наклоняется, словно думает, что мать может прятаться под ней. Если она и прячется, то в другом месте: туфли, которые выглядывали из-под портьеры, — женские, и в конце короткого коридора, за дверью в спальню, сейчас стоит женщина. Джейк видит подол ее платья,
И он видит кое-что еще. Джейк лучше Сюзанны с Эдди понимает сложные взаимоотношения Роланда с матерью и отцом, потому что родители Джейка очень похожи на родителей Роланда: Элмер Чеймберз — стрелок в своей телевещательной компании, у Меган Чеймберз — длинная череда любовников, Джейку ничего такого не говорили, но он знает, непонятно как; он разделяет кхеф с матерью и отцом, и он знает то, что знает,
Знает он кое-что и о Роланде: тот видел свою мать в колдовском кристалле. Именно Габриэль Дискейн, только что вернувшаяся с покаяния в Дебарри, после банкета должна во всем повиниться мужу и испросить прощения, чтобы вновь оказаться в его постели, а затем, когда Стивен задремлет, расслабившись от любовных утех, вонзить нож ему в грудь… или чуть оцарапать руку, даже не разбудив его. С таким ножом результат будет один.