На Питере Голдсмите была надета полосатая пижама, и она была поражена легкомысленным несоответствием этого одеяния данному случаю, но придется обойтись тем, что есть. Она не могла даже подумать о том, чтобы переодеть его.
Напрягшись, она ухватила его за левую руку — она была твердой, как мебель — и перекатила его на скатерть. Отвратительный, протяжный звук раздался из его рта, словно туда забралась цикада и завела там свою нескончаемую песню.
Она взвизгнула, отшатнулась и сшибла прикроватный столик. Его расчески, щетки, будильник, небольшая кучка мелочи, несколько булавок для галстука и запонок со звяканьем упали на пол. Теперь она почувствовала запах, омерзительный запах разложения, и последняя защитная дымка вокруг нее рассеялась. Теперь она знала правду. Она упала на колени, обхватила руками голову и зарыдала. Она хоронит не какую-нибудь куклу ростом с человека, она хоронит своего отца, и последнее — самое последнее — человеческое свойство, которое от него осталось, это крепкий, ядовитый запах, распространившийся теперь по комнате. А скоро и он исчезнет.
Постепенно она пришла в себя, и к ней вернулось сознание предстоящей работы. Она подошла к нему и перевернула его на спину. Он издал еще один рыгающий звук, на этот раз тихий и угасающий. Она поцеловала его в лоб.
— Я люблю тебя, папочка, — сказала она. — Я люблю тебя, Фрэнни любит тебя. — Ее слезы капали на его лицо. Она сняла с него пижаму и одела его в лучший костюм. В нижнем ящике, под носками, она нашла его военные награды и приколола их к пиджаку. В ванной комнате она нашла детскую пудру «Джонсон» и напудрила его лицо, шею и руки. Сладкий, ностальгический запах пудры вновь заставил ее заплакать.
Она завернула в скатерть, достала швейный набор матери и зашила саван. С трудом ей удалось медленно опустить его тело на пол. Приподняв верхнюю часть тела, она очень осторожно опустила его по лестнице. Потом она остановилась передохнуть. Воздух выходил у нее из легких с короткими, жалобными стонами. Головная боль стала еще сильней.
Она протащила тело по прихожей и через кухню, а потом вытащила его на крыльцо. Вниз по ступенькам. Теперь снова надо отдохнуть. Земля была освещена золотыми лучами заходящего солнца. Она села рядом с телом отца, положила голову на колени и снова дала волю слезам. Щебетали птицы. Наконец она смогла вытащить его в сад.
К четверти девятого все было кончено. Она изнемогала от утомления. Волосы повисли спутанными крысиными хвостами.
— Покойся в мире, папочка, — пробормотала она. — Пожалуйста.