— О Господи, — сказала она ослабевшим голосом.
— Столько же людей пыталось попасть в Нью-Йорк, сколько и выбраться из него. Я вообще не знаю, с чего это им вздумалось блокировать тоннель со стороны Джерси. Думаю, они и сами не знали. Просто чья-то великолепная идея, чтобы создать видимость деятельности…
Рита сидела на дороге и плакала.
— Не плачь, — сказал он, опускаясь рядом с ней на колени. Впечатление от тоннеля было еще слишком свежим, чтобы вновь начать сердиться на нее. — Все в порядке, Рита.
— Что все? — всхлипнула она. — Скажи мне только одно: что все?
— Так или иначе мы выбрались. Это уже что-то. И здесь свежий воздух. Честно говоря, в Нью-Джерси никогда раньше не было такого свежего воздуха.
Он заработал вымученную улыбку. Ларри посмотрел на царапины у нее на щеке и около виска — следы осколков плитки.
— Нам надо найти аптеку и смочить твои раны пероксидом, — сказал он.
— Ты можешь идти?
— Да. — Она посмотрела на него с немой благодарностью, и он почувствовал себя неловко. — И я раздобуду себе новые туфли. Что-нибудь вроде спортивных тапочек. Я сделаю все, что ты мне скажешь, Ларри.
— Я накричал на тебя, потому что был не в себе, — сказал он спокойно. Он откинул назад ее волосы и поцеловал одну из царапин над правым глазом.
— Я вовсе уж не такой плохой парень, — добавил он тихо.
— Просто не оставляй меня.
Он помог ей подняться на ноги и обнял за талию. Потом они пошли к заставе, оставив позади себя Нью-Йорк.
В центре Оганквита был небольшой парк с пушкой времен Гражданской войны и памятником погибшим. После того как умер Гус Динсмор, Фрэнни Голдсмит пошла в этот парк и, сидя на берегу пруда с утками, лениво стала бросать в него камни, наблюдая за расходившимися по воде кругами.
Позавчера она проводила Гуса в дом Хэнсона, стоявший на побережье, опасаясь того, что ему придется «уйти из жизни» (именно таким гнусным эвфемизмом обозначали смерть ее предки) в раскаленной крошечной будке на пляжной автомобильной стоянке.
Она думала, что Гус умрет тем же вечером. У него был очень сильный жар, и он бредил. Дважды он падал с кровати и даже принимался расхаживать по спальне старого мистера Хэнсона, сшибая вещи, падая на колени и снова вставая. Он кричал, обращаясь к людям, которых не было в комнате, отвечал им и наблюдал за ними с чувствами, воплощавшими собой всю гамму от радостного ликования до ужаса, до тех пор, пока Фрэнни не ощутила, что его невидимые собеседники реальны, а она сама превратилась в призрак. Она умоляла Гуса снова лечь в постель, но для Гуса она не существовала. Ей приходилось уступать ему дорогу, потому что если бы она этого не сделала, то он бы просто сшиб ее на пол и прошелся бы по ней.