— Не пытайся, Гарольд. Я знаю, что ты чувствовал.
Он удивленно уставился на нее.
— Ты знаешь?.. — Он покачал головой. — Нет. Ты не можешь этого знать.
— Помнишь, как ты пришел ко мне домой? И я копала могилу? Я была не в себе. Иногда я даже не могла вспомнить, чем это я занимаюсь. Так что если ты чувствуешь себя лучше, когда подстригаешь лужайку, что ж, прекрасно. Но если ты будешь заниматься этим в плавках, ты можешь получить солнечный ожог. Да ты уже получил его, — добавила она, критически оглядев его плечи. Чтобы не оказаться невежливой, она отхлебнула еще немного омерзительного Кул-Эйда.
Он утер рот.
— Я никогда их особенно уж не любил, — сказал он, — но я думал, что все равно почувствуешь горе. Ну, как если мочевой пузырь полон, то чувствуешь желание помочиться. А если умирают близкие родственники, то надо испытывать скорбь.
Она кивнула.
— Моя мать всегда была занята Эми. Эми была ее другом, — повысил он голос, впадая в бессознательную и почти жалкую детскость, — а я шокировал своего отца.
Фрэн вполне могла этому поверить. Бред Лаудер был огромным, мускулистым человеком. Он работал десятником на ткацкой фабрике в Кеннебанке. Вряд ли он толком представлял себе, что ему делать с жирным, странным сынком, которого произвели на свет его чресла.
— Однажды он отвел меня в сторону, — продолжил Гарольд, — и спросил, не педик ли я. Прямо так и сказал. Я испугался и заплакал, а он ударил меня по щеке и сказал, что если я всегда буду таким неженкой, то мне лучше убраться из города. А Эми… думаю, ей было на меня наплевать. Для нее я был просто неудобством, когда она приводила домой подруг. Она относилась ко мне так, словно я был неубранной комнатой.
С усилием Фрэн допила свой Кул-Эйд.
— Поэтому когда они умерли и я ничего не почувствовал, я подумал, что ошибался. Горе — это не подергивание коленного сустава, когда по нему бьют молоточком, — сказал я себе. Но я снова был одурачен. С каждым днем мне стало не хватать их все больше и больше. В особенности мамы. Если бы я мог хотя бы взглянуть на нее… столько раз ее не оказывалось рядом, когда я хотел ее видеть… когда я нуждался в ней… она была слишком занята Эми, но никогда она не относилась ко мне плохо. Этим утром, когда я проснулся, я сказал себе: надо подстричь лужайку, и тогда ты не будешь думать об этом. Но это не помогло. И тогда я стал стричь все быстрее и быстрее… словно стремился обогнать мои мысли… наверное, тогда ты и подошла. Я выглядел сумасшедшим, а? Фрэн?
Она наклонилась над столом и прикоснулась к его руке.
— С тобой все в порядке, Гарольд. Все это совершенно естественно.