– Да что там, вы смотритесь просто чудесно! – объявила Маша.
– Да уж, умеешь ты убеждать, – вздохнула ее госпожа и, отложив зеркало, принялась изучать досье с подробностями жизни своей будущей героини, которое Алексей Каверин также прислал с Мадейры.
Это был скучный перечень родственников, который следовало знать назубок, личных привычек (цвета, книги, любимая собачка в детстве) и прочих мелочей, которые могли в будущем совершенно не пригодиться, но если ими пренебречь, могли и погубить. Полина Степановна отложила досье и покачала головой.
– И все-таки мне совершенно непонятно, что делать с тетушкой… И с тобой, Маша!
– А что я? – заволновалась горничная. – Я же всегда при вас, Полина Степановна! Разве я когда вас подводила?
– Не в этом дело, просто у венской барышни не может быть русской горничной. То есть она может быть, но это вызовет массу ненужных расспросов… и, конечно, подозрений.
– Вы хотите обойтись без меня? – обиженно спросила Маша, надув губы.
– Ты же не умеешь говорить по-немецки в совершенстве? Значит, будешь жить на отдельной квартире с Пахомом и встречаться со мной, только когда я прикажу.
– Полина Степановна! Ну я же по-французски умею… от вашего парикмахера выучилась… и по-немецки немножко… Неужели этого мало?
– Этого недостаточно, Машенька, – вздохнула Полина. – Вот если бы ты знала немецкий, как его знают жители страны, или хотя бы с грехом пополам португальский, чтобы я выдала тебя за свою горничную, которую я привезла с Мадейры, или…
Она задумалась.
– Или что? – поспешно спросила Маша.
– Или вообще не говорила бы, – закончила Полина.
– То есть была бы немая? – с надеждой спросила горничная.
Полина Степановна кивнула.
– Вот тогда я могла бы тебя оставить, а иначе…
– Так я больше ни слова не скажу! – торжественно объявила Маша. – Как только прибудем в Австрию, молчок! Ни словечка! И клещами из меня ничего не вытянут!
– Надо бы тогда потренироваться заранее, – с сомнением заметила практичная Полина. – Потому что кто привык разговаривать, тому трудно остановиться.
– Хорошо, – покорно ответила служанка. – Так я молчу?
– Ну, попробуй помолчать.
– Разговаривать мне нельзя, – оживилась Маша. – Ну а мычать хотя бы можно?
– Можно, – великодушно разрешила ее госпожа.
Она была уверена, что бойкая Маша, у которой был весьма острый язычок, не продержится и получаса, однако служанка и в самом деле погрузилась в молчание и не прерывала его. Решив ее испытать, Полина Степановна попросила:
– Маша, подай мне зеркало!
Маша закивала, что-то неразборчиво промычала и вручила госпоже зеркало.