Засим остаюсь
преданнейший, покорнейший и наипочтительный
раб вашего превосходительства
агент Никита Сотников».
* * *
Странным образом в посольстве стало сразу же известно о том, что письмоводитель погиб при странных обстоятельствах, хотя граф Адлерберг клятвенно заверил Владимира, что никому не скажет ни слова о его открытии. Заутреня, состоявшаяся на следующий день в маленькой посольской церкви, до странности напоминала отпевание, и на нее явились все служащие миссии, нацепив на физиономии подобающее случаю сдержанно-скорбное выражение. Постояли, повздыхали и разошлись.
– Интересно, кого теперь возьмут на место Жаровкина? – спросил тоненький, вертлявый, жидкоусый Петр Евграфович Дорогин, отвечавший за снабжение посольских бумагой, перьями, свечами и прочими мелочами.
– Уж, верно, пришлют кого-нибудь, – отвечал второй письмоводитель Александр Чечевицын, утирая платком покрасневшие глаза.
Он посторонился, давая дорогу Дорогину, который шел под руку с супругой. Лицом супруга напоминала кабачок, фигурой – тыкву, а носом – редьку. При всем при том она искренне полагала себя красавицей.
– Как все это ужасно! – пожаловалась она Владимиру, манерно оттопырив мизинчик руки, в которой держала батистовый платок. Пальчик, кстати сказать, весьма походил на венскую сосиску. – Бедный, бедный Сергей Алексеевич! Какая ужасная, невыносимая судьба!
Владимир не успел ничего ей ответить, потому что снаружи внезапно раздались грозные вопли, несовместимые с церковным благолепием, и Гиацинтов поспешил на шум. Выскочив из дверей, он застал такую картину: дюжий Балабуха держал за ворот беднягу кучера и от души угощал его хорошими пинками. Кучер только ойкал и бормотал нечто невразумительное.
– Антон! – крикнул Владимир. – Ты что это, а?
Балабуха в сердцах отвесил кучеру такого пинка, что ворот, за который он держал беднягу, с треском оторвался, и Степан рухнул в пыль.
– Что, что! – прорычал разъяренный артиллерист. – Образина бородатая! Лошадь больна, еле дышит, а он, скотина, даже посмотреть не удосужился, что с ней! Я бы его, – бушевал Балабуха, – самого бы в карету запряг и кнутом, кнутом бы его хорошенько! Уж он бы у меня узнал, как животных мучить!
Он грозно обернулся к кучеру, но тот, почуяв, что забава еще далеко не кончилась, с неожиданной резвостью вскочил на ноги и под дружный хохот других кучеров бросился бежать.
– Тьфу! – плюнул Балабуха и отшвырнул оторванный ворот. – С души воротит, честное слово!
– Полно тебе, Антон, – сказал ему Владимир. – Отойдем-ка в сторону, у меня до тебя дело есть.