Рассказал командор об одном тамплиере, у которого была столь сильная склонность к «божественной бутылочке», что он напивался до первой дневной службы и с трудом стоял, прислонившись к одному из пилонов храма Пресвятой Богоматери, до тех пор, пока не падал, бормоча «Salve, Regina, Mater misericordiae; vita, dulcedo et spes nostra»[17], икая при каждом слове. И о тех, кто порой забывал о своих обязанностях, предпочитая им игорный зал[18], обустроенный на большом чердаке конюшен. Леоне вежливо улыбался, стараясь добраться до правды, скрытой под потоком красноречия командора. Что происходит? Несмотря на утреннюю свежесть, Аршамбо д’Арвиль был весь покрыт потом и уже пил третий стакан медовухи.
Время шло. Леоне заставил себя отвлечься от вопросов, вертевшихся у него в голове, и учтиво прервал бессмысленный, но бесконечный рассказ Аршамбо д’Арвиля.
— Несмотря на удовольствие, которое я испытываю, находясь в вашем обществе, мне придется скоро уехать, брат мой. Я проделал долгий путь и теперь хочу помолиться перед отъездом.
— Конечно… несомненно…
Но у Леоне появилось чувство, что подобная «несомненность» не обрадовала Аршамбо д’Арвиля. Приближался ли он к своей цели или его вводили в заблуждение впечатления, не имеющие никаких последствий?
Леоне показалось, что на мгновение облачко подлинной печали омрачило веселое лицо командора, когда тот предложил:
— Я не могу отпустить вас, не попросив отведать нашего сидра. Он славится на весь край.
Леоне охотно согласился.
Вскоре они вышли из небольшого здания и направились в храм. Они прошли под угловой аркой, которую поддерживали четыре выступающих контрфорса. Церковь, своими строгими формами напоминавшая постройки цистерцианцев, была обыкновенным нефом с четырьмя пролетами, заканчивавшимися полукруглой апсидой. Внутрь свет проникал из четырех высоких круглых окон. Алтарь и ничего больше, ни одной скамьи. Тем не менее, едва Леоне оказался между пилонами, он понял, что добрался до цели. От радостного предвкушения у него закружилась голова, и он с облегчением вздохнул. Казалось, командор неправильно истолковал его состояние и схватил за руку, чтобы поддержать.
— Вы очень устали, брат мой.
— В самом деле, — солгал Леоне. — Не окажет ли ваша щедрая душа мне последнюю услугу? Мне хотелось бы побыть несколько минут в одиночестве. Затем, заверив вас в своей признательности, я вновь отправлюсь в путь.
Тамплиер пожал плечами и вышел на свет, бросив на ходу:
— Я прикажу оседлать вашу лошадь. Вы найдете меня возле конюшен.
Море. Нежное и теплое море. Колыбель приветливого, умиротворяющего света. Он так сильно жаждал провести рукой по этим черным и коричневым грубым камням, что сейчас едва осмеливался дотронуться до них. Он не станет искать, лихорадочно перебирая в уме возможные варианты. Только не сегодня. Еще не пробил час. Внезапно он почувствовал изнеможение. Ему захотелось лечь на черные широкие плиты и уснуть. Сегодня он позволит себе погрузиться в эту атмосферу, даст ей убаюкать себя. Сегодня он в полной мере использует свою привилегию: быть здесь, поблизости от ключа.