Аршамбо д’Арвиль спешился в нескольких туазах от того места, где упал Леоне. В нем боролись два чувства — отвращение и страх. Убить брата, человека Бога, который без колебаний рисковал своей жизнью ради их веры, казалось ему невыносимым грехом. Тем не менее у него не было выбора. Будущее командорства, возможно, даже само присутствие их ордена во Франции зависело от этого предательства, которое он никогда не простит себе. Мерзкий человек, нанесший ему визит двумя днями ранее, был предельно краток. Леоне должен был умереть, причем следовало сделать так, чтобы все подумали, будто рыцарь пал от ударов кинжалов шайки грабителей. Аршамбо д’Арвиль не знал о причинах подобного решения, но послание, требовавшее привести его в исполнение, которое показал командору призрак, было скреплено апостольской печатью, или неполной буллой.
Тамплиеру уже приходилось убивать. Но он убивал с честью, лицом к лицу, сражаясь порой в одиночку против пятерых, как настоящий солдат. Пусть его кожа была покрыта рубцами, пусть она загрубела, но душа осталась нетронутой. От одной мысли, что ему пришлось подсыпать отраву Леоне, дабы быть уверенным, что он сумеет одолеть этот грозный клинок, к горлу тамплиера подступала тошнота. Впервые в жизни он презирал себя. Он превратился в подлого исполнителя, и уверенность, что он действовал по приказу папства, отнюдь не приносила ему облегчения.
Аршамбо д’Арвиль вытащил клинок и подошел к неподвижно лежащему брату. В его памяти всплыли жуткие воспоминания о месиве из человеческой плоти, о полях сражений, превратившихся в бойни. Он вновь в тысячный раз слышал вопли умирающих, звериные крики победителей, опьяневших от запаха крови, обезумевших от жажды добычи. Столько погибших. Столько погибших во имя бесконечной любви. Возвысились ли после этого их души, как в этом всех заверяли? Не существовало ли альтернативы этой резне? Но если он начнет сомневаться, под его ногами разверзнется ад.
Какое-то движение сзади было столь стремительным и тихим, что он даже не вздрогнул. Резкая боль пронзила грудь тамплиера. Он прижал руку к груди и наткнулся на острие короткого меча. Он отчетливо чувствовал, как металл выскользнул из него, чтобы вновь вонзиться в плоть.
Тамплиер упал на колени. Его рвало кровью. Звонкий, свежий, как родник, голос молоденькой женщины произнес:
— Простите, рыцарь. Ради всего святого простите меня. Я должна была его спасти. Его жизнь слишком ценна, намного ценнее нашей. Я не была уверена, что мои силы равны вашим. Я не могла напасть на вас лицом к лицу. Рыцарь, клянусь вам, что спасу вашу душу. Простите меня, умоляю вас.