Последовательный противник рабства, Гумбольдт критически отнесся к тем креолам, которые щеголяли своей просвещенностью, рассуждали о свободе и независимости и вместе с тем продолжали оставаться рабовладельцами, изнуряя до смерти непосильной работой своих рабов.
С большой теплотой описывал Гумбольдт колониальный Каракас и его обитателей: «В Каракасе восемь церквей, пять монастырей и театральный зал, вмещающий от 1500 до 1800 человек. В мое время он был устроен как партер, где мужчины сидели отдельно от женщин, не имел крыши. Можно было одновременно смотреть на актеров и на звезды… Улицы в Каракасе широкие и прямые, пересекаются под прямыми углами, как во всех городах, основанных испанцами в Америке. Небольшие размеры долины и близость высоких гор Авила и Силья придают Каракасу мрачный и суровый характер, особенно в то время года, когда стоит самая прохладная погода, то есть в ноябре и декабре. Утро тогда очень красиво: на фоне чистого ясного неба отчетливо вырисовываются две куполообразные вершины Сильи и зубчатый гребень Серро-де-Авила. Но к вечеру атмосфера сгущается; вершины гор скрываются в тучах, и гряды облаков ползут по вечнозеленым склонам, как бы разделяя их на отдельные ярусы. Мало-помалу ярусы сливаются, холодный воздух, спускающийся с Сильи, заполняет долину и превращает легкие облака в огромные клочковатые тучи. Они часто опускаются ниже Лагудайрского креста и движутся, касаясь земли, на Каракас к Пасторе и ближайшему кварталу Тринидад. При виде туманного неба мне казалось, что я нахожусь не в жарком поясе в одной из долин с умеренным климатом, а в глубине Германии в горах Гарца, поросших соснами и лиственницами. Но в разгар лета вы не увидите этой мрачной и печальной картины, этого контраста между утренней ясностью неба и туманным небом по вечерам. В июне и июле ночи светлые и прекрасные. Воздух почти постоянно сохраняет чистоту и прозрачность, какие характерны для плоскогорий и высокогорных слоев разной температуры. Только летом можно наслаждаться всей красотой ландшафта, который в конце января хорошо освещен лишь в течение нескольких дней».
Гумбольдт писал, что он обнаружил во многих каракасских семьях склонность к науке, знакомство с шедеврами французской и итальянской литературы, ярко выраженную любовь к музыке, которой здесь с успехом занимаются. Вместе с тем немецкий ученый отмечал отсутствие у местного общества интереса к естественным наукам.
Пребывание Гумбольдта и Бонплана в Венесуэле оставило глубокий след в памяти жителей этой страны, которые впервые в их лице встретились с подлинными учеными. Рассказы исследователей о научном прогрессе, их демократизм, свободолюбие, отрицательное отношение н рабству, всяческой тирании встречались с восторгом креолами, мечтавшими избавиться от испанского колониального владычества. Хорошо запомнил свою встречу с учеными и молодой мантуанец Симон Боливар. Ему не терпелось побывать в Европе, самому увидеть все то замечательное, о чем рассказывали эти два знаменитых чужестранца.