Девушка, убегая, кричала что-то на языке, на котором в Гавайе не говорили; однако, некоторые слова были те же самые, и он понял, что она предостерегает других, и увидел массу народа — мужчин, женщин и детей, бежавших и кричавших, как на пожаре. Тут он и сам испугался, отнес Каламаку листья и рассказал ему, что видел.
— На это не следует обращать внимания, — сказал Каламак. — Все это похоже на сон и тени: все исчезнет и забудется.
— Она как будто не видела меня, — сказал Кеола.
— Не видела и на самом деле, — ответил колдун. — Мы гуляем здесь невидимками при ярком свете в силу этих талисманов; но они нас слышат, и потому лучше говорить так же тихо, как я.
Он обложил циновку камнями, а в середину положил листья.
— Вы должны будете зажечь листья и поддерживать медленное горение. Я должен буду сделать свое дело, пока листья горят, и та же сила, которая принесла нас сюда, отнесет нас обратно, раньше, чем потемнеет пепел. Приготовьте спички и не забудьте позвать меня вовремя, чтобы огонь не догорел и я не остался здесь.
Как только листья загорелись, колдун выскочил из круга как олень, и давай бегать по берегу, точно выкупавшаяся собака. Бегая, он хватал раковины, и Кеоле казалось, что они сверкали, когда он брал их в руки. Листья горели ярким пламенем, быстро пожиравшим их. У Кеолы осталась только одна горсть, а колдун убежал очень далеко.
— Назад, — крикнул Кеола, — назад! Листья скоро догорят.
Каламак вернулся. Если раньше он бежал, то теперь летел; но как ни быстро он бежал, листья горели еще быстрее. Пламя почти догорало, когда он одним прыжком очутился на циновке. Ветер, произведенный его прыжком, потушил огонь, и с ним исчезли и берег, и солнце, и море, и они снова очутились в сумерках гостиной, и снова их встряхнуло и ослепило, а на циновке между ними лежала груда светлых долларов. Кеола подбежал к окну — на волнах качался пароход.
В тот же вечер Каламак отвел зятя в сторону и дал ему пять долларов.
— Если вы умный человек, Кеола (в чем я сомневаюсь), то вы подумаете, что заснули сегодня после обеда на вернаде и видели сон, — сказал он. — Я говорить много не люблю и держу помощников с короткой памятью.
Ни слова не сказал больше Каламак и больше об этом деле не поминал, но оно засело в голове Кеолы, и если он и прежде был ленив, то теперь ровно ничего не делал.
— Зачем мне работать, — рассуждал он, — если у меня есть тесть, делающий доллары из раковин.
Свой запас он израсходовал. Израсходовал он его на костюмы. Потом он загоревал.
— Лучше бы было купить концертино, с которым развлекался бы я целый день, — думал он и рассердился на Каламака.