— Что с вами случилось? — поинтересовался один из братьев.
Женщина обреченно махнула рукой, пугливо глянув на входную дверь:
— Рэкет. Бандиты поганые житья не дают. Творят, что хотят, управы на них нет.
— А милиция? — поинтересовался Алихан, хотя и знал, каков будет ответ, но он пытался втянуть испуганную хозяйку в разговор.
— Да они одна банда и есть. Разве милиция не знает, что этот бугай Ион всем поперек горла в поселке, мешка картошки не продашь, чтобы не поделиться с ним.
— А что, шашлычники с набережной, татары, тоже платят Иону дань? -уже заинтересованно спросил Аслан.
— Эти... с набережной — у них еще несколько точек на причале, — не платят точно. Их пятеро братьев, еще племянников целая футбольная команда, они им помогают, да и крепких мужиков со стороны жен хватает. Но главное, один из них, Осман, отчаянный парень — у него на работе под рукой всегда метровая арматура, раскроит голову любому не задумываясь. Наезжать и на них наезжали, в прошлом году три-четыре крупные драки произошли и на набережной, и на базаре, но после того, как во двор Бессарабу, так по-воровскому кличут Иона, закинули отрезанную голову его ближайшего подручного Ткачука, по кличке Кувалда, шашлычников стали обходить, надолго ли — не знаю. А вот остальные люди, даже те, что сидят с ведром вишни или черешни, или с домашними пирожками, или с мешочком семечек у магазинов или на перекрестках улиц, и те, что носят вареную кукурузу по пляжам... Все платят со своих грошовых заработков, особенно те, кто торгует на базарах с прилавков. Чую, добром это не кончится...
— А власти? Ну есть же здесь хоть какая-то власть?
— Да что власть, она что в Москве, что в Киеве, что в Симферополе... Ей преступность нужна, она ей на руку во все времена: народ в страхе держать...
— Сколько же они с вас требуют? — спросил сразу потерявший курортную беспечность Алихан. Он чувствовал, что женщина от бессилия безысходности готова разрыдаться.
— Даже и произнести страшно. Тысяча долларов за сезон, но это весь мой заработок за лето, как бы я ни крутилась. Курортный сезон-то у нас от силы четыре-пять месяцев, а остальное время большинство здесь сидят без работы, без пособий. А у меня дочь в Симферополе в мединституте учится и зять студент, просто не знаю, как жить дальше, — вздохнула она горестно. — Я ведь в этой чайной, считай, всю жизнь работаю, никогда такого беспредела не было. — Понизив голос, она обреченно сказала: — Я триста долларов скопила, отдала Бессарабу на прошлой неделе, а он сегодня опять, поганец, заявился, требует остальное. Никаких объяснений и слушать не хочет, говорит — займи, иначе спалим.