Алекс Косут, Юнзо Огата, Анни Баскомб, Минсков и Лидия Тараканова как в воду кинули. Сегодня утром Тараканова должна была покинуть станцию. Остальные пришли в лагерь, чтобы провести ежеквартальные тесты и взять данные с дистанционно управляемого щупа. Однако в полдень исследователи не вышли на связь с базой: не ответили на запрос ни по встроенным в костюмы передатчикам, ни по автомобильному радио. Теперь их разыскивала половина сотрудников станции «Трюдо».
Внутри палатки жужжал трансформатор, энергия к нему поступала от цепочки мерно поскрипывающих ветряков, установленных снаружи на полых двенадцатифутовых основаниях. Здесь было два переносных компьютеризированных прибора — брезентовый пол продавился под весом их телескопических опор. Один прибор стоял на уровне письменного стола, стулом к нему служил перевернутый ящик, другой располагался на уровне прикроватного столика, и на нем можно было работать, сидя на надувном матрасе. Рядом с меньшим прибором валялся пакетик из фольги с остатками сублимированных ягод.
Никаких признаков нападения или техногенной катастрофы. Все на месте. Верно вздохнул с облегчением, не обнаружив кровавых последствий разгула рассвирепевшего медведя.
В уголке Огаты, как обычно, царил идеальный порядок. Во владении Анни Баскомб властвовал, разумеется, хаос: ширма скорее скрывала бардак, нежели дарила уединение. На матрасе Алекса Косута лежала шахматная доска; судя по фигурам, полпартии было сыграно. Угол Минскова выглядел необжитым, что и неудивительно: этот человек всегда казался странником. Из матраса Таракановой воздух был выпущен, на матрасе лежал скатанный спальный мешок, на мешке — сложенный костюм полярника; на костюме — шлем.
Рядом с матрасом Таракановой находился чей-то спальный мешок. На нем Верно обнаружил КПК Юнзо Огаты. Он быстро прокрутил записи: маршруты полевых исследований, графики работы в суровых полярных условиях, скучная фиксация кропотливых операций многоопытного сверхобразованного ума, отмечающего подробности, накапливающего факты… Сплошная рутина.
Верно дошел до последней записи и тут обратил внимание на слова, нацарапанные пером прямо на экране блокнота, ignis fatuus.[1] Этот термин был ему незнаком. И почерк тоже. Может быть, рука Косута?
Верно снова выругался. Так что же случилось на станции.
Куда подевались четверо ученых?
Или их исчезновение — розыгрыш? Спектакль официального наступления зимы? Да, хотелось бы верить, что это лишь дурацкая шутка.
Водитель хлопнул Верно по руке раскрытой записной книжкой. Это был ежедневник Анни. Верно взял дневник и прочел первое, на что упал взгляд: