— О да, я это замечаю, — сказал Тэд. — Но что мне интересно — как ты ухитрился написать то, что написал, на стене Клаусона, а потом на стене Мириам, и сам не знать об этом.
— Лучше бы ты перестал нести ахинею и начал приходить в себя, дружок, — сказал Старк, но Тэд почувствовал изумление и толику откровенного страха под прикрытием уверенного тона. — На стенах ничего не было.
— Да, нет — было. И знаешь что, Джордж? Я думаю, ты не знаешь об этом, потому что это написал я. Наверно, какая-то часть меня была там. И каким-то образом эта часть меня следила за тобой. Я думаю из нас двоих только я один знаю про воробьев, Джордж. Я думаю, это я написал. И тебе тоже стоит подумать об этом… Подумать как следует… прежде чем ты попрешь на меня.
— Слушай меня, — с мягким, но очень тяжелым нажимом произнес Старк. — Слушай меня внимательно. Сначала — твои малыши… потом — жена… потом — ты. Начинай следующую книгу, Тэд. Это самый лучший совет, который я могу тебе дать. Самый лучший, который тебе давали за всю твою говенную жизнь. Начинай книгу. Я не мертв.
Долгая пауза. Потом — мягко и очень отчетливо:
— И я не хочу стать мертвым. Так что ступай домой и заточи карандаши. А если почувствуешь нехватку вдохновения, представь, как будут выглядеть твои младенцы, если утыкать их мордочки стеклами. И запомни, нет никаких чертовых птиц, нет и не было. Забудь о них и начинай писать.
Раздался щелчок.
— Пошел ты… — прошептал Тэд в отключившийся телефон и медленно повесил трубку.
XVII. Уэнди брякается с лестницы
1
Ситуация все равно определилась бы тем или иным путем независимо от того, что произошло, — в этом Тэд был уверен. Джордж Старк не мог просто взять и исчезнуть. Но Тэд пришел к выводу, причем, небезосновательному, что падение Уэнди с лестницы через два дня после того, как Старк позвонил ему в магазинчик Дэйва, раз и навсегда показало, как будет развиваться ситуация.
Самый важный результат этого эпизода заключался в том, что он наконец подсказал Тэду возможный способ действий. Те два дня Тэд провел в каком-то бездыханном затишье. Ему трудно было смотреть самые простенькие телевизионные программы, он совершенно не мог читать, а мысль о том, чтобы сесть и постараться что-то написать, была так же абсурдна и нереальна, как мечты о путешествиях со скоростью света. Большую часть времени он проводил, слоняясь из одной комнаты в другую, присаживаясь то тут, то там на несколько минут и снова принимаясь слоняться без дела. Он путался у Лиз под ногами и действовал ей на нервы. Она не срывалась на него за это, но он догадывался, что ей нередко приходится прикусывать язык, чтобы удержаться от звукового оформления своих чувств.