В небе сверкнула молния.
— Сказали, что она ведьма, — с жаром зашептала Маджи. Дышала она тяжело и быстро, будто в панике. — Она — ведьма! Ведьма! Ведьма!
Мизинчик выбежала за дверь, и тут же пророкотал гром.
Пока Мизинчик ждала в темноте, переводя дыхание, ее обнял душный воздух коридора. Пару минут спустя Джагиндер распахнул дверь спальни и прошмыгнул в прихожую. Его рубаха сверкнула в лунном свете. Вскоре послышался приглушенный щелчок зажигания, а затем — шум двигателя и скрип ворот. Джагиндер уезжал из бунгало чуть ли не каждую ночь. Мизинчик понятия не имела, куда он отправляется, но знала, что эти полуночные отлучки очень тревожат Маджи.
Мизинчик подкралась к дверям спальни и заглянула внутрь.
Тусклый свет слабо озарял комнату, что была обставлена шикарной белой мебелью с защитной металлической окантовкой. Мебель входила в приданое Савиты, которое доставили прямо перед свадьбой.
«Увезите это обратно», — сказала Маджи, в ужасе уставившись на блестящие серебристые стулья. Она содрогнулась от мысли, что белый — цвет траура — столь некстати проник в ее дом. Не говоря уж о том, что этот суперсовременный гарнитур плохо сочетался с величавыми цветами бунгало — ее бунгало. Джагиндер промолчал, но скрытая демонстрация силы будущей жены его заинтриговала: ведь она уже побывала в доме после помолвки и прекрасно знала его стиль и колорит.
На помощь пришла дочь Маджи, Ямуна, которая тогда еще была не замужем.
«Да нет, мамочка, — сказала она, — она же не белая, а голубоватая — как та керамическая ваза «сэйдзякудзи» из Японии. Почти молочная».
«Белый — он и есть белый», — проворчала Маджи, но под конец уступила, тем более что жуткий гарнитур все равно должен был стоять в спальне Джагиндера и Савиты.
Савита уселась перед изящным трюмо, зажгла свечу, и серебристую обшивку усеяли мириады светляков. Зеркало на стене завесили тончайшей тканью. В жилище Митталов зеркала были редкостью: Савита полагала, что в них прячутся злые духи, которые любят красивых детей и норовят сглазить ее мальчиков. Когда Савита не смотрелась в свое зеркало, она покрывала его тонкой хлопчатобумажной простынкой, а овальное зеркальце с блестящей латунной подставкой прятала у Маджи на комоде.
Савита провела рукой по хрустальным флакончикам с аттарами[48], коснувшись каждого, — будто совершала ритуал. Потом переставила набор цветных стеклянных баночек из Уттар-Прадеша, что отсвечивали в мерцании свечи, раскрыла обшитую серебром пудреницу и поднесла к носу пуховку.
На краткий миг Мизинчик с тоской вспомнила мать.