— Не буду, — пообещал он. Ведь любовь Савиты — это пьянящий эликсир, что придает сил и энергии, а главное — вселяет надежду.
Их ноги переплелись, и Джагиндер провел руками по тонкой шее Савиты, тонким ключицам, легкому подъему грудной клетки. Спустившись ниже, он стиснул ее груди и ласкал их восхитительную полноту. Слизнул йот в ложбинке и, передвинувшись, обхватил губами сосок. Но едва начал нежно его посасывать, как призрак младенца, паривший над ними в мокрой нижней юбке, наконец отомстил за себя.
Груди Савиты брызнули молоком.
Захлебнувшись, Джагиндер отшатнулся. Сладкое, густое, сырое молоко застряло в горле, быстро замерзая и застывая. Он не мог его выхаркнуть. Не мог даже вздохнуть.
Савита подскочила, скрестив руки на груди, и в смущении качнулась. На ощупь груди были холодные как лед.
Джагиндер стоял на четвереньках и шатался, весь посинев.
— Джагги! — вскрикнула Савита и заколотила его по спине.
Молоко одновременно выплеснулось из носа и рта. Джагиндер рухнул на пол и брызнул слюной:
— Что с тобой такое?
Савита потупилась и замкнулась. Ее душа вновь захлопнулась. За долю секунды она уловила упрек в словах Джагиндера и поняла, что их недавняя нежность друг к другу оказалась слишком хрупкой.
— Не со мной, а с тобой! — огрызнулась она, натягивая на себя одеяло. — Это ты во всем виноват!
— Я? — Джагиндер с трудом встал на ноги, точно лев, почуявший добычу. — Но это ж твои груди.
— Не останавливается! — в ужасе завопила Савита. Молоко выстрелило из сосков, словно в отместку за тринадцатилетний простой. Ей было холодно, одиноко, страшно.
Джагиндер уставился на нее в панике.
— Разбужу Маджи, — сказал он, вытирая остатки молока, вылившегося из ноздрей.
Даже средь ночи Маджи сохранила спокойствие и поняла: случилось что-то из ряда вон.
— Врача не вызывать. Ни один посторонний не должен знать, — приказала она.
— Что же нам делать?
— Уйти из моей комнаты! — взвыла Савита.
— Молиться, — ответила Маджи.
В памяти Джагиндера всплыл образ Иисуса и Девы Марии из адды Тетки Рози.
— Я помолюсь, — сказал он, и тревогу как рукой сняло. Мать по старинке позаботится обо всем. А Джагиндер сможет улизнуть.
Маджи недоверчиво подняла бровь и взглянула на сына, а затем переключилась на невестку.
Савита свернулась клубочком, отвергая любую помощь, и ревела, пока не уснула от изнеможения.
В то время как родители извивались в страстных объятьях, Нимиш прокрался на улицу через боковую дверь. Последние три ночи Милочка не отваживалась выходить в дождь под тамаринд. Однако несломленный Нимиш решил испытать судьбу еще раз. Его обуяло необъяснимое желание — настойчивая потребность наконец-то подойти к Милочке и объясниться в любви.