Новые знания, полученные фундаментальной наукой, служили хорошей основой для прикладных исследований, которыми занималась огромная сеть отраслевых НИИ, конструкторских бюро, опытных заводов. Около 30 % НИОКР внедрялось в народное хозяйство.
В силу политического устройства страны разработки ученых были на 75 % востребованы военно-промышленным комплексом. Советское государство получало очень хорошие космические корабли, самолеты и танки, а простые люди — плохие автомобили, телевизоры и магнитофоны. Тем не менее советских ученых, инженеров и конструкторов любили и уважали. Будни отечественного научного поиска были воспеты кинематографом и литературой: «Утро этого дня в лаборатории № 2 ничем не отличалось от обычного. Было душно, мужчины работали в рубашках: Бочкарев принес букетик ландышей и поставил в колбочку старшей лаборантке Зиночке. Пеленгаторы атмосфериков отметили грозу, идущую с северо-востока со скоростью двадцать километров в час. Матвеев включил регистраторы» (Даниил Гранин, «Иду на грозу»).
С тех пор минуло два десятилетия. Автомобили, сделанные по российским лекалам, по-прежнему плохие, космические же корабли и военные самолеты все еще достойны уважения. А что стало с наукой и с учеными за 20 лет?
В 1991 г. после распада СССР в российской науке началось, как говаривал Остап Бендер, «альпийское нищенство». Казалось, что в стране все встало с ног на голову. Еще многие помнят, как в те годы на площади Гагарина в Москве, неподалеку от здания президиума Российской академии наук, правопреемницы знаменитой советской Академии, возник стихийный вещевой рынок. На нем воспитанники советской научной школы, на глазах превратившиеся из интеллектуальной элиты в маргиналов, осваивали новую для себя профессию торговцев ширпотребом.
Национальный научный фонд США регулярно публикует подробную статистическую сводку по глобальной динамике научно-технического развития. Согласно этим данным, в 1995 г. в России было около 600 тыс. научных работников, а в 2007 — уже около 450 тыс. Ежегодно общая численность ученых в нашей стране сокращалась на 2 %. В то же время в Китае количество ученых каждый год возрастало почти на 9 %[46]. Если этот тренд сохранится, то лет через десять ученых в большой России будет столько же, сколько в маленькой Южной Корее. Расчеты американцев подтверждают и данные Росстата, по которым в сравнении с 1991-м, последним годом советской науки, численность работников научных организаций сократилась в 2,2 раза[47].
Основным направлением утечки мозгов из науки стала миграция в другие сферы занятости. В России на каждого эмигрировавшего ученого приходится десять оставивших науку ради более высокооплачиваемых занятий, прежде всего в бизнесе и политике.