Но однажды Горянину позвонили из Москвы и пригласили на встречу с Виктором Вексельбергом, с которым Игорь Горянин до этого лично знаком не был. Первая встреча состоялась в офисе компании «Ренова». Горянин вспоминал потом, что его сразу покорили энергия и убежденность бизнесмена.
«Было видно, что он горит этой идеей, — вспоминал он. — Это убеждает. Виктор спросил, верю ли я в то, что такой проект, как Сколково, можно запустить в России? Я ответил, что, пожалуй, верю»[64].
Потом они встречались еще несколько раз в Лондоне. Горянин познакомил Вексельберга с профессором Кембриджского университета нобелевским лауреатом в области медицины и физиологии Сидни Бреннером. Основатель Института молекулярных наук в Калифорнийском университете в Беркли, один из лучших специалистов в мире по созданию биомедицинских кластеров, Бреннер в свое время занимался организацией центра «Биополис» в Сингапуре и знал Горянина по совместной работе в Японии. Поддержка таких людей была очень важна для Сколково.
Выдающийся ученый, человек с превосходным чувством юмора, Сидни не мог не пошутить над Вексельбергом и его покупкой яиц Фаберже. «Я слышал, Виктор, что вы строите инкубатор? — спросил он у него на той встрече. — Яйца у вас есть, теперь вы решили заняться разведением цыплят?»
В январе 2010 г. Игорь Горянин, который первое время работал советником Виктора Вексельберга, прибыл в Москву, «разводить цыплят» уже в статусе руководителя кластера биомедицинских технологий. Оказавшись в белокаменной, он иногда с некоторой грустью вспоминал о том, как, едва закончив праздновать Рождество, коллеги по Эдинбургскому университету начинали планировать, где и как они будут отмечать следующий «кристмас». Вспоминал об упорядоченной эдинбургской жизни, пеших прогулках. В Москве ему даже пришлось съехать из гостиничного номера в Центре международной торговли и снять квартиру, потому что в какой-то момент Горянин просто перестал понимать, на каком этаже этого похожего на улей делового центра у него заканчивается работа и начинается частная жизнь. Горянин ездил по стране и пропагандировал за Сколково, ездил по миру и тоже пропагандировал за Сколково, выступал на конференциях, симпозиумах, встречался с учеными и лжеучеными, с бизнесменами-патриотами и бизнесменами-проходимцами, чиновниками и журналистами.
Но главной задачей его на первом этапе все-таки было собирать.
Профессор Горянин не кривил душой, когда говорил, что проект, подобный Сколково, можно создать в России. Хотя особых иллюзий по этому поводу он не испытывал. Вверенный ему кластер должен был развивать биофармацевтику, биомедицину, промышленные биотехнологии, биоэнергетику и системную биоинформатику. Все эти направления были, пожалуй, одними из самых востребованных и самых модных в мировой прикладной науке. Научные журналы отводили под статьи на эти темы большую часть своих полос. Исследовательские центры и биокластеры создавались по всему миру. Специалисты в этой области были одними из самых востребованных, бюджеты на разработки — самыми «крупнотоннажными». Потому неудивительно, что собственные биотехнологии Россия, где пренебрежение к науке было устойчивым трендом на протяжении многих лет, фактически утратила. Лучшие специалисты разъехались по миру. Те же, кто еще оставался, предпочитали превращать свои идеи в реальность за границей. Счет принципиально новым медицинским препаратам, создаваемым в стране, едва ли шел на десятки.