— Что? Он вот так должен выглядеть? — сказал Карл, указывая на юного Денниса в костюме для картинга.
Но Уффе смотрел на юношу за спиной Денниса. Карл ни у кого еще не встречал такого намертво впившегося взгляда. Казалось, мальчик на фотографии так завладел душой Уффе, словно эти глаза со старого снимка прожигали смотревшего насквозь, в то же время возвращая к жизни.
И вдруг Уффе закричал — так страшно, что сиделка с силой оттолкнула Карла, опрокинув его на траву, и прижала Уффе к груди. Он так кричал, что в зданиях «Эгелю» поднялся переполох.
От этого крика бакланы стаями поднялись в воздух, ветви деревьев опустели.
2005–2006 годы
Три дня потребовалось Мерете, чтобы вырвать зуб, и это были трое суток сущего ада. Всякий раз ей приходилось делать над собой невероятное усилие, чтобы наложить щипцы на пульсирующую гадину: от нарывающей десны накатывали все новые волны боли и высасывали из нее последние силы. Чуть дернув щипцами в одну сторону, она ощущала, как этот рывок отдается во всем организме. Затем несколько секунд с бешено колотящимся от страха сердцем, и следующий рывок, и так до бесконечности. Несколько раз она пыталась дернуть посильнее, но силы и мужество изменяли ей, едва лишь ржавый металл прикасался к зубу.
Когда она наконец достигла того, что из зуба хлынул гной и давление на миг ослабло, у нее брызнули слезы благодарности.
Она знала, что снаружи за ней наблюдают. Тот, кого они называли Лассе, еще не приехал, и запавшая кнопка переговорного устройства находилась все в том же положении. За стеклом не разговаривали, но она слышала их шаги и дыхание. Чем больше она страдала, тем глубже становилось их дыхание, словно они испытывали сексуальное наслаждение, и это усиливало ее ненависть. Когда она наконец выдернет зуб, она подумает о дальнейшем. Уж она сумеет отомстить! Но сперва надо получить возможность вообще о чем-либо думать.
Поэтому она снова накладывала щипцы и, ощущая во рту противный вкус железа, продолжала расшатывать зуб, ни разу не усомнившись в том, что эту работу надо довести до конца. Этот зуб причинил ей достаточно зла, с ним надо было разделаться.
Она вытащила его однажды ночью, без свидетелей. Уже несколько часов до нее не доносилось признаков жизни из-за стены, и никто не слышал, как она от облегчения разразилась смехом. Вкус во рту, вызванный воспалением, показался омерзительным. Пульсирующие толчки, с которыми в рот выливалась кровь из раны, были приятны, как ласка. Она сплевывала в горсть и размазывала кровянистую массу сперва по одному окну, затем по другому. Когда кровь перестала течь, работа была закончена. Чистым остался только один маленький просвет на правом иллюминаторе размером двадцать на двадцать сантиметров. Теперь она лишила их удовольствия разглядывать беззащитную жертву, когда им угодно. Наконец-то она сама может решать, когда ей появляться в их поле зрения!