Библиотека«Артефакт» (неизвестный) - страница 36

Тогда они решили, что каждый напишет свою «Христину». Кто кончит первым, попытает счастья. Но Дюма был всего-навсего мелким служащим в канцелярии герцога Орлеанского и не мог располагать своим временем. Необходимо было любой ценой высвободить себе вечера. Он набрался духу и отправился к господину Удару.

Дюма верил, что карьера ждет его не на административном поприще, он согласился на перемещение и перешел в управление лесными угодьями, которым ведал отзывчивый ворчун Девиолен. Там он сразу же чуть ли не со скандалом потребовал себе отдельный кабинет, где мог бы работать в полном одиночестве. Благодаря покровительству Удара ему сделали и эту поблажку. Отныне, освобожденный от мелочной опеки, изолированный от начальства и коллег, он смог благодаря своему замечательному почерку выполнять работу с поразительной быстротой и урывать каждый день по нескольку часов для пьесы. Вскоре «Христина», пятиактная драма в стихах, была закончена.

«Я был так же смущен этим событием, — вспоминал Дюма, — как бедная девушка, которая родила незаконного ребенка! Но что делать с этим бастардом, с этой рукописью?»

Задушить ее, как и те трагедии, что он писал прежде? Мера эта показалась ему слишком жестокой: ребенок был полон сил и явно хотел остаться в живых. Ему нужен был лишь театр, который бы его приютил, и публика, которая бы его усыновила. Но как их найти? Если бы Тальма был жив, Дюма напомнил бы ему об их встрече. Но Тальма умер в 1826 году, а Дюма никого не знал в Комеди Франсез.

Суфлер прославленного театра каждый месяц приносил в канцелярию Пале-Рояля билеты для герцога Орлеанского. Дюма остановил в коридоре этого густобрового человека и спросил, что следует предпринять, чтобы добиться высокой чести прочесть пьесу перед советом Французского театра. Суфлер сказал, что рукопись оставляют у экзаменатора, но что у того лежат тысячи рукописей и есть риск прождать долгие годы.

Барон Тейлор, англичанин, родившийся в Брюсселе, офицер, принявший французское подданство, друг Виктора Гюго и Альфреда де Виньи, стал в 1825 году, на тридцать седьмом году жизни, благодаря покровительству Карла X, который пожаловал ему дворянство, королевским комиссаром при Комеди Франсез. Выбор оказался удачным. Тейлор, сам художник, писал декорации ко многим спектаклям, создавал эскизы костюмов. Он сочинял комедии и перевел вместе с Нодье драму с английского. Виньи был его товарищем по полку; Шатобриан познакомил его с Гюго, и Адель Гюго приглашала его приходить к ним «запросто» на завтрак. Как и всех его предшественников, Тейлора назначили в Комеди Франсез, с тем чтобы он навел там порядок: как и подобает, он лелеял грандиозные проекты, которые предполагали постановку совершенно непригодных для театра пьес, например шатобриановского «Моисея». Классицисты попрекали его английской фамилией. «Этот соотечественник Шекспира, — говорил один из недовольных актеров, — презирает Корнеля, Расина и Вольтера». Ему вменяли в вину пышные декорации, бешено дорогие постановки и литературные вкусы. В глазах же беспристрастных свидетелей он был честным и либеральным администратором, весьма способствовавшим утверждению романтической школы во Франции. В 1828 году Комеди Франсез благодаря ему приняла к постановке «Ромео и Джульетту» Виньи и Дешана. Правда, пьеса так и не увидела света рампы, но кому удается добиться всего сразу?