Добавить было нечего. Долгих несколько минут висело тягостное молчание.
– Идемте, – Белодрев вздохнул и посмотрел на юго-восток, – до Сумрачной земли рукой подать.
Прошли еще метров триста, и туман полностью рассеялся. Нашим взорам открылось свинцово-серое пространство. Оно оказалось здешним небом. Солнце глядело с этого неба бледным размытым пятном.
Был, по-видимому, полдень. Солнце стояло в крайней южной точке неба. Над восточным горизонтом клубились зловещие черные тучи, в которых сверкали густо-фиолетовые, с легким лиловым оттенком, молнии. Дул холодный ветер. Серый и густой, словно кисель, сумрак висел над этой скорбной землей, подобно гигантской тени.
Сумрачная земля. Очень точное название.
Сделали пятиминутный привал. Стражи тут же накинули на себя одинаковые серые плащи. И наполовину слились с окружающими сумерками.
Перед тем как идти, еще раз огляделись. На сердце было тревожно, непонятная, щемящая тоска разъедала душу. Открывшаяся степь являла собой самое безрадостное, что мне приходилось видеть в жизни. Голая, темно-серая земля и на ней, местами, мертвая колючая трава, сквозь которую с трудом пробиваются бледные, нездоровые пятна новой жизни – ни то мох, ни то лишай.
Такое ощущение, что весна еще и не приходила на эти земли. Пахло сыростью, плесенью. (Небольшой дождичек прошел и здесь).
– Да, друзья-человеки, – сказал Клен. – Вот, на лицо, результат действия сил зла. И он одинаков для всех миров. Всюду гаснет жизнь.
– Что ж, идем, – Белодрев еще раз посмотрел на юго-восток, потом на небо над нами. – Постараемся идти по возможности скрытно. Чем позже нас заметят духи с кургана, тем лучше.
Так начался наш утомительный, однообразный переход.
Жесткий, колючий сухостой хрустел под ногами, цеплялся за джинсы, шнурки. То и дело приходилось нырять в канавы, овражки. И там продираться сквозь бурелом таких же мертвых, как и трава, кустов.
Почти вся растительность, виденная нами, была либо мертвой, либо умирающей. Лишь бледно-зеленый, трупного цвета, мох и лишай мог здесь радоваться жизни. Кроме него не было ничего живого – ни птиц в небе, ни снующих под ногами ящерок, ни-че-го!
Стражи довольно умело находили дорогу и даже едва заметные тропки. Вряд ли бы мы здесь смогли пройти сами, без стражей.
Шли молча. Какое-то время я еще размышлял о погибшем дереве. Тщетно пытался представить себе объем мук, что испытывал в скрученном теле дерева страж. И так ведь было, наверное, не один день.
Мысли в голове путались. В ушах непрерывно пищало как при высокой температуре, или высоком давлении. Писк выматывал сильнее всего. С трудом переставляя налитые свинцом ноги, мы едва поспевали за стражами.