Вторично краска стыда залила его лицо.
— Я думал, вы поймёте, — сказал Белопольский.
— Мы считали вас мёртвыми. Мы думали, что венериане, неизвестно зачем, сняли хронометр с вашего тела. Мы поняли это как приглашение взять ваши тела у озера.
— И вы отправились туда? Вы встретились с венерианами и разбили каменную чашу?
Мельников с изумлением посмотрел на Белопольского. Откуда он знает эти подробности?
— И ты сам повёл вездеход? — безжалостно спросил академик.
Мельников вспыхнул в третий раз.
— Конечно, нет! — ответил он. — Как вы можете так думать?
— Приходится, — пожал плечами Белопольский. — Кто же и почему разбил чашу?
— Её разбил Второв. Вернее, она сама разбилась. Это произошло так…
— Подожди! — перебил его Белопольский. — Надо обо всём поговорить подробно. И вам и нам надо много рассказать друг другу. Отложим пока.
Процесс очистки воздуха, как оказалось, напрасно испорченного, продолжался больше полутора часов. Всё это время члены экипажа не снимали противогазовых костюмов и почти не разговаривали.
Наконец приборы показали, что никаких примесей не осталось в атмосфере звездолёта. Двери выходной камеры были закрыты, и автоматика введена в действие. Привычная зелёная лампочка вспыхнула на пульте.
Как только открылись двери, Белопольский ушёл в госпитальный отсек. Тревога за здоровье Баландина ни на минуту не покидала его.
Профессор был без сознания. Землисто-серый, с посиневшими губами, он лежал на койке, похожий на труп.
— Сердце плохо работает, — ответил Андреев на вопрос Белопольского, — положение угрожающее. Если бы он попал ко мне немного раньше…
— Какой выход?
— Немедленно произвести ампутацию ноги. Это единственная надежда.
— Но вы сами говорите, что сердце слабое.
— Если не ампутировать ногу, он не проживёт и часа.
Белопольский закрыл глаза рукой. Оплошность, в которой он и себя считал виновным, навеки вычёркивала профессора Баландина из рядов звездоплавателей. Константин Евгеньевич почувствовал, как к горлу подступил горячий комок.
— И ничего нельзя сделать?
— Ничего. Слишком поздно.
— Но операция спасёт его? Вы уверены в этом?
Андреев опустил голову.
— Мы надеемся на это, — чуть слышно ответил он.
Белопольский ничего не сказал. Он медленно повернулся и вышел.
Началась операция над бесчувственным, едва живым телом.
Весь экипаж звездолёта собрался у запертой двери госпитального отсека. Время тянулось для них нескончаемо. Никто не проронил ни слова.
И вот открылась дверь.
Коржёвский в белом халате появился на пороге. Он был смертельно бледен.
— Зиновий Серапионович скончался, — сказал он.