Напрасно он забирался на табуретку и цеплялся за оконную решетку, чтобы украдкой вдохнуть глоток воздуха, прилетавшего к нему вместе с арденнским ветром; тщетно вглядывался в горизонт, в туман над далеким Маасом, обвившимся вокруг города нескончаемым серебряным шлейфом, и искал дорогие его сердцу тэсские леса; напрасно переносился туда в воображении, воскрешая в памяти их свежие запахи, каскадики света, пробивавшиеся сквозь листву, невнятный шорох тронутых ветром веток и их шепот в ночи. Мрачная реальность развеивала его волшебные мечты, как ветер — осенние листья, и мой дедушка вдруг оказывался в холодной комнате с сырыми серыми стенами.
От так отчаялся и горевал, что заболел. К нему допустили врача. Из чувства солидарности, наверное, врач заинтересовался аптекарем. Он преувеличил степень болезни и велел выделить ему не такую убогую камеру и лучше кормить. Дедушка скучал, и он пообещал пронести ему книги.
В то же время он стал хлопотать перед епископом, чтобы дедушка смог выкупить себе свободу.
По ходатайству бабушки бургомистр и тэсские старшины представили монсеньору такую же просьбу, так что месяц спустя после ареста дедушка узнал от своего друга врача, что его немедленно освободят за сумму в две тысячи флоринов.
Он живо написал бабушке письмо, в котором сообщал радостное известие и велел принесли требуемые деньги, то есть почти все сбережения.
В постскриптуме добавил: чем быстрее бабушка придем тем скорее се мужа освободят.
Она ответила с нарочным, что на следующий день, в два часа, будет в епископском дворце.
Добрая весть так обрадовала дедушку, что он всю ночь не мог сомкнуть глаз. Он снова увидит дом, усядется в большое кресло у очага, коснется ружья у печной трубы, вспомнит, как, бывало, славно охотился. Услышит радостное тявканье собаки. Он рассчитывал встретить их всех четырех, надеясь, что Люк и Джонас были правы, может быть, собаки сбились со следа. Чтобы утешиться из–за их ошибки, он говорил, как председатель тулузского суда королю Людовику XV: «И на старуху бывает проруха». Наконец, он думал — и с не меньшей радостью — о том, как обнимет жену и детей. Но какими радужными ни были бы его мысли, время тянулось невыносимо медленно. Чтобы его как–то скоротать, деду в голову пришла роковая мысль достать из тайника книгу, одолженную ему врачом. Засветив лампу, он и ал читать.
На беду, хоть книга и была занятна, дед заснул над ней, да так глубоко, что привратник, увидев свет в камере заключенного, смог войти и тихонько, так, что он не проснулся, взять ее у него из рук. Привратник не умел читать и отнес книгу казначею, распоряжавшемуся дворцовыми делами. Казначей рассудил, что случай серьезный, и передал ее епископу. Тот, лишь увидев название, бросил книгу в огонь и тут же решил, что аптекарь из Тэса уплатит двойной штраф, то есть один — за самовольную охоту, а другой — за чтение безбожных книг.